– Твои советники покинули замок. Большая часть стражи тоже ушла и, наверное, примкнула с оружием к толпе. Все кончено, Малина!
В горле, которое, как глыбы гравия, царапают страх и отрицание, перехватывает дыхание.
– Нет.
– Да, – настаивает Джео, и тогда за его гневом и спешкой я замечаю еще кое-что.
Страх.
Несомненный, откровенный, неистовый страх. Веснушки стали еще ярче из-за жуткого ужаса, от которого побледнело его лицо.
Я с трудом глотаю ком, эти зазубренные каменные глыбы режут, раскалывают мою реальность.
– Что мне делать? – Это даже не мой голос. В нем нет надменной уверенности, хладнокровного самомнения. Этот голос хриплый. Ранимый.
На мгновение взгляд Джео смягчается, а у меня сжимается что-то в груди при виде этого наложника, этого мужчины, которого я называла своим последние недели.
– Ты не бросил меня.
Он медленно качает головой.
– Нет, моя царица.
– Почему?
Я не добрая женщина. И не обладаю легким характером. И уж точно не теплая. Даже не могу похвастать тем, что хороша в постели, потому что после Тиндалла Джео – мой первый мужчина. И мне не понять, откуда в нем столько верности.
Будь я на его месте, то обязательно бы сбежала. Без вины. Без промедления.
А он здесь. Будит меня и собирает мне сумку, чтобы тайком провести в убежище.
Джео не отвечает: возможно, потому что не хочет, или сам не знает ответа.
– Надо спешить, – вместо этого говорит он, в его руке появляется кинжал, которого я раньше не видела. – Держись рядом и если услышишь какие-нибудь бесчинства, то пригни голову, поняла?
Сердце гулко бьется о ребра, угрожая прорваться наружу, но мне удается кивнуть.
– Как только я открою эту дверь, нас окружит царская стража и отведет в твое убежище. Что бы ни случилось, иди вперед и не останавливайся. Хорошо?
Он настойчиво смотрит мне в глаза, требуя согласия, и как только я киваю, открывает дверь и тянет меня за собой. Я обхватываю себя руками в ожидании худшего, голова кружится, словно до сих пор пытается доказать, что это не может быть реальностью, что я проснусь в любую минуту.
Но это не кошмар. Во всяком случае, не тот, который видишь во сне.
Как и сказал Джео, мои стражники окружают нас сразу же, как я выхожу в коридор. Я опускаю голову, сгорбив плечи, и несусь по коридору. Стражникам известно, как добраться до убежища, но только им. Хотя, если кто-нибудь из них разболтал, если они собираются устроить мне ловушку…
– А если убежище уже не является тайной? – на ходу шепчу я Джео, который в защитном жесте приобнимает меня рукой.
Его угрюмое лицо показывает, что он тоже об этом думал.
– Лучшего варианта у нас не осталось.
Мысли в голове кружатся, пытаясь придумать выход.
– Тимбервинги…
– Их нет. Всех забрал Мидас.
Я чертыхаюсь под нос и чуть не падаю, зацепившись слишком туго стянутым сапогом за один из новых ковров, расстеленных на полу. Ослепительно белый мех – еще одна дурацкая попытка скрыть золото.
Когда мы спускаемся на первый этаж, я кое-что слышу.
Какофонию ярости.
За стенами замка скулят чьи-то голоса, сотни голосов. Они кричат разное: слова, недовольные насмешки или невнятные вопли, и все это сливается с шумом решительного протеста.
Когда мы несемся через главный зал, я слышу треск. Это погром.
– Что они делают? – кричу я. Рубка и звуки пилы становятся такими громкими, что я чувствую, как от них дрожат стены замка.
– Берут то, что им причитается, – угрюмо отвечает Джео, обхватив меня рукой еще крепче. – Они разбирают Хайбелл по кирпичику, крадут золото, которые были вынуждены лицезреть каждый день, пока мерзли и голодали.
Горло горит от едкой кислоты, обволакивающей кончик языка.
Ненавижу золото, которым Мидас осквернил Хайбелл, но это… от подобного глумления над моим замком, моим домом у меня трясутся руки. Я к этому не стремилась. Я не хотела ничего подобного.
Как это произошло?
Почему я так быстро потеряла власть?
От жуткого гула трясутся стены, раскачиваются люстры, словно десятки людей швыряют в двери бревна, чтобы ворваться в замок.
– Двери выдержат? – спрашиваю я. Они позолоченные, а не из чистого золота, но даже так их сломать труднее.
– Последние стражники, не бросившие свой пост, на другой стороне, – говорит мужчина, прикрывающий меня слева. – Они будут сдерживать мятежников до последнего.
Джео побуждает меня идти быстрее, и мы срываемся на бег, направляясь к дверному проему, который ведет к колокольне. Пройдя через нее, резко сворачиваем направо в коридор, который, как кажется на первый взгляд, заканчивается тупиком. Стражники отодвигают висящий гобелен, открывая потайной дверной прием, вделанный в стену и скрытый деревянными панелями.
Стражникам приходится применить силу, чтобы открыть потайную дверь, и я заглядываю внутрь, в зияющую темноту позабытого прохода, которым на протяжении нескольких поколений не воспользовался ни один член царской семьи. А теперь я вынуждена убегать через него.
Путь такой темный, что я вижу лишь первые ступеньки узкой лестницы, которую поглощает мрак. Внизу нет золота. Это лишь грубый камень, тусклый, серый и испачканный затхлым воздухом.
– Факелы! Нам нужны факелы! – кричит стражник, и второй выбегает из комнаты, чтобы принести то, что может подсветить нам дорогу.
Я смотрю на дверь, через которую он только что вышел, и мысли поглощает ужасный вопрос, вернется ли стражник вообще. У меня душа опускается в пятки, когда мимо проходит заплаканная служанка, волосы которой растрепаны, а в глазах виднеется жуткая паника.
– Иди! – кричит на нее Джео, и она вздрагивает. – Ты должна бежать. Спрятаться. Когда они ворвутся, тебе нельзя попасться.
Девушке не нужно повторять дважды. Она поворачивается и убегает, и ее топот заглушает продолжающая атака и разносящиеся эхом по горам разъяренные голоса.
– Этого не может быть…
Никто не слышит моего шепота, но для меня он громче крика.
В ожидании секунды тянутся как часы, замок сотрясается от ударов молотком и скрежета пилы, когда люди мародерствуют, забирая золота столько, сколько можно унести.
Виноват он один. Во всем виноват Тиндалл.
Кто-то бежит по коридору, и сердце подпрыгивает к горлу, а потом переполняется облегчением, когда возвращается стражник. Он несет три подсвечника, которые, наверное, сорвал со стен, и один топорно сделанный факел с порванными занавесками, намотанными на сломанную ручку метлы.
