Я вижу, как у Слейда под кожей двигаются переменчивые следы его силы, каждая из них тонкая, как прядь волос. Они поднимаются по шее и исчезают под щетиной, как рыболовная леска, погружающаяся под воду.
Я его оскорбила, это и так ясно. И на долю секунды я вижу мужчину, который носит корону. Вижу, как воспринимает его мир, и урон, который можно учинить человеку. Уж кому, как не мне, знать, каково это – стать печально известной, как превратиться в ничто.
В груди вдруг становится больно, мою решимость пронзает досада.
Слейд говорит тише, а взгляд его, острый и яркий, пронзает еще сильнее.
– Думаешь, я хотел там сидеть, сложа руки, пока этот мерзавец так с тобой разговаривал? – запальчиво произносил Слейд. – Думаешь, я получил удовольствие от его ребяческой борьбы за власть, когда он приказал отнести тебя к той арфе? Да я хотел перемахнуть через стол и голыми руками его придушить.
Словно в подтверждение своих слов, Слейд поднимает руку и обхватывает ладонью мою шею. Только не сжимает, не причиняет боли. Его мрачные слова обвиваются вокруг моей шеи, в которой быстро пульсирует кровь. Не в угрожающем жесте, а лаская, Слейд кладет большой палец на венку, которая бьется быстро-быстро.
Нужна большая сила воли, чтобы не закрыть глаза от этого чувственного прикосновения, не склониться к его груди, но я чувствую его тепло, окутывающее мое тело, будто одеялом. Слейд – единственный, помимо Мидаса, кто ко мне прикасается.
Каждый зажим и поглаживание словно заполняют пустой колодец в моей душе. Слейд знает, каковы могут быть последствия соприкосновения с моей голой кожей, но ни разу не усомнился. Он словно ничего не может с собой поделать, словно ему необходимо меня чувствовать.
Мидас никогда так меня не трогал. Его прикосновения всегда успокаивающие, будь то поглаживание по голове или похлопывание по подбородку. Они либо такие, либо одержимые. Но со Слейдом все совсем иначе. Он прикасается ко мне так, словно не может устоять, словно ни секунды прожить не может, не почувствовав меня.
Я с трудом сопротивляюсь ему. Но почему-то не позволяю себе поддаться этому охватившему меня жару, не поддаюсь болезненному желанию, ожившему во мне. Напротив, я сбрасываю руку Слейда со своей шеи.
Он отпускает и роняет руку, а я мысленно запрещаю лентам потянуться к ему. Я стою к Слейду очень близко, и трудно обуздать свои чувства. Потому я поворачиваю голову, потому что больше не хочу попадать в капкан его взгляда или пробовать на вкус его соблазняющие слова.
Но как только я отворачиваюсь, Слейд замирает.
Неестественно замирает. У меня перехватывает дыхание и пронизывают страх и смятение.
Воздух вокруг нас наполняется яростью, а потом раздается голос, мрачный точно преисподняя. Слейд говорит то, от чего я с изумлением на него взираю:
– Почему, черт меня подери, у тебя на щеке синяк?
Глава 25
Аурен
Нужно воздать Слейду должное: то, что ему удалось разглядеть почти сошедший синяк при таком ужасном освещении, – это преимущество его зоркого взгляда фейри.
Я непроизвольно тяну пальцы туда, куда он смотрит, и прижимаю их к щеке, но Слейд повторяет мое прежнее движение и отбрасывает мою руку, чтобы разглядеть получше.
Повернув мое лицо, он легонько, словно перышком, проходится кончиками пальцев по месту, где золото чуть потускнело, стараясь не нажимать на него из боязни причинить мне боль.
Но сейчас уже хотя бы небольно. И выглядит гораздо лучше, чем было. В первые несколько часов, после того как Мидас меня ударил, щека довольно сильно опухла. Той ночью я легла спать, приложив к ней холодный компресс, сделанный из собранного на балконе снега, который я завернула в тряпку. Все это напомнило мне Ходжата.
Синяка уже почти не видно. Моя золотая кожа всегда становится темнее, покрываясь синяками бронзово-ржавого оттенков, а потом они сходят, благодаря чему возвращается привычный блеск. Но хотя бы сошел отек. Если сильно не вглядываться, темное пятно можно по ошибке принять за тень.
Но очевидно, что Слейд вглядывался.
Под его прикосновением я трепещу, а сердце распирает от чувств, как распирало от боли щеку.
– Пустяки, – с трудом проглотив ком в горле, говорю я и резко отворачиваюсь под его внимательным взглядом.
– Это не пустяки. Кто-то поднял на тебя руку?
Я лишь опасливо на него посматриваю, и, думаю, такого ответа достаточно.
– Кто?
– Слейд…
– Кто, Аурен? – допытывается он, и его мрачный чарующий голос противоречит таящемуся в нем ожесточению.
Потому что Слейд знает ответ. Я вижу это по его лицу.
– Мидас, – рычит он, напоминая хищника, следящего за вторгнувшимся в лес охотником. Слейд смотрит на меня, ждет, что я подтвержу его слова, но я не отвечаю, даже не киваю.
Но вместе с тем и не отрицаю.
Услышав мое безмолвное заверение, Слейд теряет самообладание.
Его глаза резко вспыхивают, из невероятно зеленых становясь чисто черными. Из его рук вырастают шипы, разрывая рукава рубахи, и я громко охаю.
Я смотрю, как он сопротивляется, меняя свой облик, клацая челюстями, как сводит от гнева его мышцы. Заклеймившая его плоть сила скручивается линиями под щетиной, тянется вверх, растет.
Меня прошибает холодный пот, когда я чувствую его силу, довлеющую в воздухе. Она сгущается как сироп, и из его тела вырывается волна тошнотворной смерти.
– Слейд… – срывается с губ робкая мольба, и я пытаюсь отойти назад, но вспоминаю, что не могу. Загораживая телом проход, Слейд по-прежнему прижимает меня к книжной полке.
Я потрясена, увидев его таким. Увидев, как его тело сражается с самим собой. Но когда сменяются его облики, меняется и его сущность – я ощущаю то гнилую магию, то умиротворяющую ауру. Обе отбивают такт, как барабаны с небывалым откликом.
Гнев.
И так же быстро, как меня захлестнул страх, он рассеивается, как сгоревший туман. Потому что гнев Слейда кажется знакомым.
Пернатое существо у меня в груди – то, что нахохливается, требуя расплаты, садится и наклоняет голову. Внимает.
Схватка воплощений Слейда исходит из чего-то темного и искореженного. Того, что расщепило его на две половины, вынуждая сражаться с самим собой. Но это… он испускает безмолвный зов, создавая в воздухе осязаемый ритм. Надрывную песнь разлада, которую может услышать лишь мой распустившийся гнев.
Мое шумное дыхание напоминает созвучный рев. Я смотрю на него не со страхом, а со знакомым чувством, когда мой зверь взвивается и отвечает зверю в Слейде.
Все мои двадцать четыре ленты с интересом накреняются. Они преисполняются сил, словно почувствовали хаотичный всплеск его магии и ответили тем же.
