Я задыхаюсь от чувства вины, которое в тишине словно становится еще более осязаемым.
– Эти твои золотые глаза… такие выразительные, – шепчет Ревингер. – В один миг в них ненависть, а в следующую – любовь.
Он устремляет на меня зеленый, как лес, взгляд и поднимает руку, а я инстинктивно вздрагиваю. В ответ на мой отклик Ревингер замирает и мрачнеет.
– Я не причиню тебе боли, Золотая пташка.
Выражение моего лица подсказывает ему, что уже причинил.
Стиснув челюсти, он поворачивает руку, словно прокручивает невидимую рукоятку. Темные линии его магии медленно обвиваются вокруг ладони, обхватывая пальцы подобно вьющимся стеблям лозы.
Я чувствую, как меня снова легонько касается его сила, напоминающая дуновение ветерка. Готовлюсь к приливу тошноты, но она не наступает. И волны гнилостной дурноты тоже сейчас не ощущаю. На вдохе магия ухватывается за воздух призрачной дымкой, наполняющей грудь жизнью.
Я не съеживаюсь, не давлюсь и не падаю без сил на пол. Меня не тошнит. Наоборот, вокруг нас гудит энергия, и каждая моя лента вытягивается, а спина покрывается мурашками.
Внезапно в комнате раздается кашель, и я встревоженно подпрыгиваю, резко повернувшись на звук.
– Что…
Все лежащие вокруг меня стражники переворачиваются или садятся, надрываются от сухого кашля, который дерет им глотки наждачной бумагой, и пытаются втянуть воздух потрескавшимися губами.
Округлив глаза, я резко смотрю на Ревингера.
– Как ты… я думала, они мертвы!
Он снова опускает руку, и линии исчезают с его ладони.
– Были бы мертвы, если бы я подождал еще немного. Гниющее тело можно обратить вспять только спустя определенное количество времени.
Я недоуменно таращусь на него и качаю головой, пока солдаты поднимаются на ноги. Они сбиты с толку и выглядят так, словно посмотрели Смерти в лицо и не уверены, как им удалось пересечь черту и вернуться к жизни.
– Ты только что… ты… почему? – задыхаясь, спрашиваю я, потому что совсем его не понимаю.
Ревингеру не предоставляется возможности мне ответить. Дверь в спальню внезапно распахивается, и нас прерывают.
Мидас резко останавливается в дверях. Его золотистая туника и брюки мерцают в приглушенном свете, отчего его медово-светлые волосы кажутся даже светлее. С удивлением он обводит комнату взглядом и напрягает загорелый, резко очерченный подбородок. Смотрит на пошатывающихся стражей, которые до сих пытаются встать по стойке смирно, а потом его взгляд падает на меня. Когда Мидас замечает стоящего рядом со мной Ревингера, его лицо искажается от гнева.
– Что это все значит? Какого черта вы заявляетесь в мои личные покои? – Я едва узнаю голос Мидаса из-за сквозящей в нем ярости. Он величественно идет вперед и останавливается рядом со мной, однако взгляд карих глаз прикован к королю гнили.
Ревингера словно не трогает гнев Мидаса. Напротив, он смотрит на того со скучающим весельем. Ощущение, будто он не только изменил свой облик, но и за долю секунды стал совсем иным человеком. Даже жесты его кажутся иными. Ревингер выглядит чванливым и спокойным, темные брови приподняты в аристократичном и насмешливом выражении.
Шипов, чешуи и враждебного взгляда как не бывало. Их сменили глумливая улыбка на губах и увивающие кожу линии, корона криво лежит на голове. Неудивительно, что остальные не подозревают, что это один и тот же человек.
– О, а разве это не мои гостевые покои? – отвечает Ревингер с притворной простотой и оглядывает комнату. – Виноват.
– Тебе прекрасно известно, что нет, – цедит сквозь зубы Мидас. – И, что во имя всех богов, ты сотворил с моей стражей?
Мужчины еще немного покашливают, но им хотя бы удается стоять прямо, даже если они выглядят так, словно по ним прошлась сама смерть.
– О, со стражей? Я немного отравил их гнилью.
Мидас с ужасом восклицает:
– Ты… что?
Я настороженно наблюдаю за ними, словно застряв между двумя непоколебимыми камнями.
Ревингер пожимает плечами.
– Они уже оправились. Немного еды и отдыха – и будут в полном порядке.
Я явственно ощущаю злость Мидаса, как и вижу, что она зарождается в его карих глазах.
– Это акт агрессии.
Зеленые глаза смотрят на Мидаса, пронзая его насквозь.
– Если бы это было агрессией, ты бы знал об этом, – холодно отвечает Ревингер, чье пренебрежительное выражение лица сменяется чем-то более безжалостным. В груди у меня сжимается, я быстро вожу взглядом между ними.
С мгновение Мидас молча негодует, а потом переводит внимание на открытую дверцу клетки – дверцу, которая теперь переливается золотом.
– Что тут делает моя фаворитка и почему она осталась наедине с иноземным королем? – требует он ответа у стражников.
Не знаю, как таковое возможно, ведь они и без того до ужаса бледны, но облаченные в доспехи мужчины еще сильнее белеют. Некоторые из них быстро кидают встревоженные взгляды в мою сторону, и внутри у меня все холодеет.
Они видели. Видели, как дверца клетки превратилась в золото. Я в гневе ударила по ней ладонями, пытаясь выломать, и позолотила полностью прямо у них на глазах.
Мидас сдвигает брови, и его взгляд темнеет, когда он понимает, что они, должно быть, видели.
Черт.
– Иноземный король? – вмешивается Ревингер, делая вид, будто не понимает. – Мидас, мы несколько часов назад заключили соглашение, ты разве забыл? Мы теперь союзники, – усмехнувшись, говорит он.
– И все же ты здесь, в моих покоях, используешь свою силу против моих стражников и стоишь рядом с моей фавориткой, на что не имеешь никакого права! – резко отвечает Мидас. – Мы оба с тобой понимаем, что ты не мог перепутать мою комнату со своими покоями.
Мидасу не нравится, когда его застают врасплох. Как истинный зачинщик, он придирчив в отношении каждого исхода событий. И раз уж Ревингер проник в его личные покои, то Мидас предчувствует угрозу, как загнанная в угол добыча.
А когда Мидас чувствует себя загнанным зверем, он опасен.
Ревингер осматривает комнату, замечает кровать, камин, балкон – все без энтузиазма и интереса.
– Возможно, ты ошибся. Возможно, я и впрямь перепутал со своими покоями и отравил твоих стражников, решив, что ты пытаешься устроить мне засаду.
Из груди Мидаса вырывается звук, похожий на рык.
– Или… – продолжает Ревингер, – возможно, я просто хотел взглянуть, как живет действующий монарх Пятого королевства. – Зеленый взгляд скользит по мне. – Интересно, как держат фаворитку царя, – изогнув губы, задумчиво бормочет он. – Как ты считаешь, что можно сказать о мужчине, который держит женщину в клетке?
