– Я не… я не влюблена в тебя, – быстро говорю я. – Я не так сказала.
Изучая меня взглядом, Слейд трет черную щетину на подбородке.
– Не совсем точная формулировка, да. Но в случае с тобой важен подтекст твоих слов, а не конкретно то, что ты говоришь. – Его голос становится низким и наполняет меня трепетом. – Будь уверена, я слышал тебя четко и ясно.
Я качаю головой, взмахом руки отметая его притязания.
– Нет… нет. Не смеши меня. Я сказала, что хочу тебя. Я тебя не люблю.
Слейд наклоняет голову, выглядя до безумия спокойным, когда прислоняется к стене и снова скрещивает на груди руки.
– Ты в этом уверена?
Я изумленно смотрю на него.
– Да, уверена! – восклицаю я, щеки горят. – Признаюсь, я испытываю к тебе кое-какие чувства, но не такие, самонадеянный ты дурак. Любовь не возникает так внезапно.
Он приподнимает брови.
– Любовь возникает по-разному. Быстро. Медленно. Постепенно или внезапно. Преисполненная страстью, невзаимным желанием, резким осознанием, которого прежде не замечал. Любовь бывает глубокой. Всесторонней. Любовь – это шепот, которого мы не слышали, или звук, грохочущий в ушах и затмевающий все остальное. – Слейд придвигается ко мне, но я почти не замечаю, потому что настолько внимаю его словам, что даже моргать забываю. – Ты неимоверно скрытная. Отстраненная. Приученная сдерживать свои истинные чувства и отказывать себе в желаемом. Так что, Аурен, ты бы не произнесла столько слов, если бы не была в меня влюблена.
Люблю ли я его?
Нет. Слейд питает иллюзии и чертовски самоуверен. Безусловно, между нами есть притяжение, неоспоримая искра чего-то, но это не любовь…
Верно?
Я делаю шаг назад и скрежещу зубами.
– Ты ошибаешься, а еще ты заносчивый подонок, и я больше тебя не хочу, а потому ухожу.
Слейд расплывается в улыбке.
– А ты великолепная лгунишка, но ничего, – пожав плечами, говорит он. – Я заставлю тебя посмотреть правде в лицо и не сомневаюсь, что ты примешь и эту.
В животе появляется возбуждение, которого я не хочу признавать.
Слейд считает меня великолепной.
Ах да, вместе с тем он считает меня лгуньей, но основная идея заключалась в том, что я великолепна.
Я скрещиваю руки на груди и гордо задираю голову, словно он не перевернул сейчас весь мой мир. Словно я не чувствую себя беззащитной и напуганной.
– Не произноси слово «любовь».
– Почему?
– Потому что, – вздыхаю я, чувствуя, как меня переполняют чувства. – Это… у меня не самая лучшая история с этим словом, поэтому я была бы признательна, если бы ты его не произносил.
Подонок ухмыляется.
– Мы над этим поработаем.
Я прищуриваюсь, хотя сердце стучит часто, как табун лошадей.
– Ладно, прощай.
Губы у него подергиваются, и он качает головой.
– Я уже говорил, что ты никуда не уйдешь, так что лучше уже смирись с этим.
– А я знаю, что мои ленты отпихнут тебя, если не перестанешь надо мной подтрунивать.
Слейд опускает взгляд, и я тоже. Вижу, как ленты снова начали ползти к кровати и извиваться вокруг нее.
– Великие боги, – бормочу я.
Слейд безуспешно пытается спрятать улыбку.
– Я рискну с ними. Итак… раз уж ты остаешься, не разденешься?
Сердце замирает, глаза округляются.
– Не поняла?
– Душа, разум и тело, помнишь? – спрашивает он с озорным блеском в глазах. – Я хочу тебя полностью и возьму.
Все мое тело покрывается румянцем, а внизу живота пульсирует.
– Сейчас? – пищу я.
Он передергивает плечом.
– Мы можем еще немного поиграть в эти игры. Мне нравятся наши перепалки. Вызов делает награду слаще. Но мы оба знаем, что совсем скоро ты окажешься подо мной, распростертая и восхитительно обнаженная, касаясь своей залитой солнцем кожи моей, а я буду брать тебя грубо и медленно.
– Великая богиня, – выдыхаю я, прижав ладонь к пылающей щеке. – А ты тот еще пошляк, да?
У него на лице появляется выражение развратного веселья.
– О, Золотая пташка, если это ты считаешь пошлостью, тогда ты не захочешь узнать, о чем я думаю, потому что мысли эти исключительно непристойные.
Накал, который всегда был между нами, вспыхивает внизу живота и пульсирует между бедер. Этот пылкий соблазн нарастал с каждым разговором, и все эти мгновения вели именно к этому моменту. Это всего лишь дело времени, когда мы набросимся друг на друга.
– А теперь ты разденешься или продолжишь себе врать и притворяться, что хотела не этого, когда пришла со мной повидаться?
Дерзкий мерзавец.
Я приподнимаю бровь.
– Пока ты не можешь меня заполучить.
В его глазах вспыхивает вызов.
– Неужели?
Я показываю рукой на балкон.
– Еще светло. А это значит, что ты не можешь ко мне прикоснуться. – Я расплываюсь в самодовольной улыбке.
Но Слейда это не пугает. На самом деле он начинает красться ко мне, и от его хитрого взгляда улыбка сходит с моего лица.
– А ты как думаешь, почему я попросил тебя раздеться? – вкрадчиво спрашивает он, подходя ближе. – Если бы я мог сейчас к тебе прикоснуться, то уже бы это сделал. Я уже говорил, что у нас примерно полчаса, но только потому, что вынужден ждать, когда смогу провести руками по твоему соблазнительному телу, это не значит, что нам нельзя вдоволь насладиться этими минутами.
– Не уверена, что это хорошая идея… – С гулко стучащим в груди сердцем я отступаю, а Слейд надвигается на меня, пока я не упираюсь в стену.
– Безоговорочно не согласен.
Он не останавливается, пока не оказывается напротив, поставив руки по обе стороны от моей головы. Его сила давит на меня, покрывая шею мурашками. Сделав один вдох, я втягиваю его аромат так, словно это мой личный афродизиак.
Опасная близость усиливает все. Желание клубится между нами так густо, что я его чувствую. Какое искушение – нас разделяет один вдох, а мы не можем притронуться друг к другу.
Пока.
Держаться от него подальше – это сама по себе сладостная агония болезненного желания.
Когда Слейд опускается к моему уху, я даже дышать, моргнуть, пошевелиться не смею.
В его голосе слышна обольстительная нотка голода, от которой ленты на полу извиваются, и мое желание становится сильнее. Я закрываю глаза, когда его слова ласкают мне ухо и проскальзывают под ребра, чтобы подстроиться под ритм моего сердца.