Но, разумеется, не могу.
Я вожу кончиком пальца по укоренившимся стеблям силы, смотрю, как под бледной кожей покачиваются тонкие линии. Сейчас они двигаются медленно, вяло, словно тоже пресытились и дремлют.
Я пользуюсь мгновением истинной слабости, получая удовольствие от того, как мы прижимаемся друг к другу, сплетаясь ногами, как Слейд положил мне на спину руку. Настолько мучительно совершенный миг, что меня затягивает уныние, страх перед осознанием, что жизнь такой оставаться не может.
Но как бы я хотела, чтобы было иначе.
Когда небо окончательно и бесповоротно затуманивается тусклым светом приближающегося рассвета, я наконец вынуждать себя встать. Нужно двигаться медленно, чтобы не разбудить Слейда. С помощью лент я приподнимаю его руку и выскальзываю из его объятий. Замираю, когда он издает какой-то звук, но Слейд не просыпается, а шевелит ногами. Я пользуюсь представившейся возможностью и окончательно выпутываюсь из его объятий.
Осторожно поднимаюсь со сломанной кровати и аккуратно встаю, вытаскивая ленты. Камин к утру уже представляет собой груду тлеющих углей, и от холода по рукам бегут мурашки.
Я принимаюсь поднимать раскиданную по комнате одежду, которая валяется как хлебные крошки, разбросанные птицами. Тело ноет – приятно ноет, – и я бы очень сейчас хотела вернуться в свою комнату и понежиться в ванне до восхода солнца.
Я быстро надеваю перчатки, платье и чулки, а затем поднимаю сапоги и беру их под мышку. Крадусь на цыпочках к двери и хватаюсь за ручку, надеясь, что петли хорошо смазаны.
Я приоткрываю дверь и с облегчением выдыхаю, не услышав скрипа, но выдох превращается в крик, когда чья-то рука снова захлопывает дверь.
Я разворачиваюсь и вижу полностью обнаженного, полностью проснувшегося Слейда.
– Куда-то собралась?
– Ты меня напугал! – журю его я, прижав руку к груди, где заходится сердце.
Он скрещивает руки и прислоняется к двери, по сути удерживая меня в комнате.
– Почему ты сбегаешь?
– Я не сбегаю, – отвечаю я. – Просто не хотела тебя будить. Ты едва ли час поспал.
Он расплывается в озорной ухмылке.
– И кто в этом виновен?
Щеки у меня тут же начинают гореть, несмотря на холодный воздух.
– Ты! – утверждаю я.
Слейд, сделав вид, что задумался, наклоняет голову.
– Хм, вынужден не согласиться. Ты была ненасытна. Насколько помню, ты неоднократно просила повторения.
В смущении я издаю стон, но Слейд только улыбается.
– Ложись обратно в кровать.
– Не могу, – покачав головой, отвечаю я. – Скоро взойдет солнце.
Он смотрит зелеными глазами через стеклянные двери на горизонт, видимый за стенами замками.
– Можем втиснуть еще разок.
– Мне хватило и ночи, – колко подмечаю я.
Слейд смеется, и от этого чудесного звука мысли путаются.
– Хорошо, я оденусь и провожу тебя в твою комнату.
Глаза у меня чуть не вылезают из орбит.
– О чем ты? Ты же знаешь, что нельзя.
Он идет в другой конец комнаты, и на миг я отвлекаюсь на его мощную спину и упругий зад, а потом Слейд исчезает в гардеробной.
Покачав головой, я пользуюсь возможностью и выхожу. Я думала, в гостиной никого нет, потому замираю, увидев фальшивого Рипа, который сидит на стуле, развернув на коленях карту, а на столе перед ним стоит тарелка с завтраком.
– Ты вообще никогда не снимаешь этот шлем и доспехи? Еще только четыре часа утра.
Он даже головы в мою сторону не поворачивает.
– Поверь, мне и самому это обмундирование претит, – бурчит мужчина. – Чертовски неудобно есть… и мочиться.
Я морщу нос.
– Эти сведения мне ни к чему.
Заметив, что на спинке стула, на котором сидит фальшивый Рип, висит мое пальто, и подхожу и тяну за ткань, но она не поддается под его весом.
– Не мог бы ты слезть?
– Думаю, вас вчера бесполезно было об этом просить, – шутит он.
Униженная, я открываю рот, но не успеваю придумать ответ, как в комнату входит Слейд: брюки низко висят на бедрах, черная рубаха расстегнута. Он сразу подходит к поддельному Рипу и дает тому затрещину, цепляя шлем, будь он проклят.
– Не вынуждай меня с утра пораньше насылать гниль на твой язык.
Поддельный Рип, не отрывая взгляда от карты, хохочет и пожимает плечами.
– Не веди себя как осел, – говорит Слейд и начинает застегивать рубаху, пряча все эти притягательные мускулы, которыми мне нравится любоваться. – Извинись перед ней.
Фальшивый Рип протягивает руку за спину и, взяв пальто, подает мне.
– Извини, золотая девочка.
Я выхватываю пальто и надеваю его, а потом сажусь и засовываю ноги в сапоги, завязываю шнурки. Краем глаза замечаю, как поддельный Рип поглядывает на Слейда.
– Как понимаю, мы уже не уезжаем.
Украдкой поглядев на Слейда, подмечаю, каким суровым стало его лицо.
– Так и думал, – говорит поддельный Рип, хотя в его голосе сквозит некоторая обида. – Тогда отправишь меня?
– Еще не знаю.
Из-за черного шлема вырывается ругательство.
– Проклятие, ты же знаешь, что нельзя дурака валять. Нам надо поехать и посмотреть…
– Я знаю, – огрызается Слейд. – Потом обсудим.
Фальшивый Рип качает головой и что-то тихонько ворчит, но я не слышу. Я по-быстрому завязываю последний шнурок на сапогах, чувствуя смущение и любопытствуя из-за подслушанного разговора.
– Готова? – спрашивает Слейд и тут оказывается рядом со мной.
– Тебе со мной нельзя.
Он хмурится.
– Мне не нравится, что ты сбегаешь отсюда тайком, будто мы занимались чем-то дурным. Я буду вести себя осмотрительно.
– Ну, конечно. Ведь никто не обратит внимания на короля Рота, который в четыре утра ведет позолоченную фаворитку, – фыркнув, отвечаю я. – Мы оба знаем, что я должна уйти одна, чтобы никто не заметил.
Он щурит глаза, и на мгновение мы оказываемся в тупике. А потом, не сводя взгляда, Слейд говорит:
– Оставь нас на минуту.
Поддельный Рип раздраженно хмыкает, но встает и, громко топая, выходит из комнаты на балкон.
Когда мы почти остаемся одни, Слейд проводит рукой по взъерошенным, угольно-черным волосам. По опыту скажу, что они такие же мягкие, какими кажутся. Но Слейд ничего не говорит, сомневается, кажется растерянным.
– Я ценю твое желание меня проводить, но мы оба знаем, что затея не самая удачная. Мне действительно нужно идти.
