– Спасибо, Айви, – сказала она, когда я была уже далеко.
Я вышла на дорогу; Нейт уже сидел в машине и нетерпеливо барабанил по рулю.
– Садись! – скомандовал он.
Испуганная, растерянная, я послушалась. Он повернул ключ в зажигании. Загромыхала музыка, и мы одновременно потянулись к выключателю, а потом отдернули руки, словно прикосновение могло обжечь.
Я заговорила, лишь когда мы выехали из чащи.
– Эта девушка… Слышал, как она произнесла мое имя?
Он пожал плечами.
– Думаешь, она меня знает? – не унималась я. Вряд ли я смогла бы забыть девушку с такой характерной внешностью и кожей цвета высосанного досуха лимона.
– Почем я знаю, – угрюмо огрызнулся Нейт.
Я повернула зеркало, осмотрела губу и тихо выругалась. Губа распухла, как половинка абрикоса.
Остаток пути мы проехали в вязкой тишине. Когда Нейт остановился в конце дороги, ведущей к моему дому, я потянулась к пассажирской дверце. Она оказалась заперта.
Я резко обернулась к нему.
– В чем дело?
Он включил свет и ахнул.
– Ого, как сильно ты ударилась. Слушай, прости. Ты нормально себя чувствуешь?
– Отлично. Выпусти меня.
– Хорошо, но… – Он судорожно сглотнул. – Что скажешь маме?
Я вытаращилась на него. Сигарета за ухом, длинные ресницы – при виде этих ресниц женщины маминого возраста улыбались и говорили: надо было тебе девочкой родиться, с такими-то глазками. Я беспомощно рассмеялась.
Он напрягся.
– Что смешного?
– Ты. Ты что, боишься мою маму?
– И что такого? – выпалил он. – Ты тоже ее боишься.
Я вспыхнула и отвернулась. Разблокировала дверь, но он опять ее заблокировал.
– Нейт! Выпусти меня. Сейчас же.
В окно с его стороны забарабанили кулаком.
Нейт подскочил; глаза расширились от страха. Он, верно, думал, что это мама. Но стучал мой сосед, Билли Пэкстон.
Я вгляделась в его лицо. Он жил напротив, но мы никогда толком не разговаривали. Особенно после одного неприятного случая в начале старших классов, вспоминая о котором, я до сих пор немела от стыда и хотела провалиться сквозь землю. Билли тоже был сегодня на вечеринке, но я весь вечер притворялась, что не замечаю его.
Нейт опустил окно и коснулся уха проверить, не выпала ли сигарета.
– Что надо, чувак?
Билли проигнорировал вопрос.
– Айви, ты в порядке?
Я потянулась к водительскому окну.
– Да. Все хорошо.
Билли зажал рукой рот. Его предплечье было испачкано белой краской.
– Это он с тобой сделал?
– Шутишь, что ли? – проревел Нейт.
Мне вдруг показалось, что я сейчас заплачу. От боли, сказала я себе. И от испуга – адреналин выветрился, вот и слезы на глазах.
– Нет, нет. Это машина… резко повернула. Со мной все хорошо.
Билли пристально смотрел на меня. Он был высокого роста, и ему пришлось согнуться почти пополам, чтобы заглянуть в машину.
– Я здесь, если что. – Он показал на крыльцо. – На всякий случай.
– Спасибо за помощь, – саркастически процедил Нейт, но не раньше, чем Билли отошел.
Я резко открыла дверь, с треском захлопнула ее и обернулась.
– Между нами все кончено, – выпалила я.
– Да что ты говоришь, – ответил Нейт и втопил педаль газа.
Я осталась на тротуаре. Губа болела, от усталости меня трясло, но я чувствовала себя легкой, как перышко, и ощущала эйфорию свободы.
Билли кашлянул. Он ждал на крыльце в напряженной позе и по-прежнему смотрел на меня. Я смущенно помахала ему.
– Извини, – сказала я.
– За что?
Он так тихо это произнес, будто я и не должна была услышать. И я уже хотела не отвечать, но боль в губе – пронизывающая, назойливая – заставила меня повернуться.
– Извини, что ты решил, будто должен вмешаться. – Мои слова прозвучали резче, чем я хотела.
Билли сверлил меня взглядом. Потом встал и покачал головой.
– Больше не буду, – сказал он и скрылся в доме.
Я посмотрела на темные окна второго этажа. Через минуту в одном из них загорелся свет, и я отвернулась. В животе плескалась дешевая водка, а на сердце тяжелым грузом легли сожаления. Пора спать, решила я. Пока еще что-нибудь не случилось.
Медленно, стараясь унять дрожь, я отперла входную дверь, чуть-чуть приоткрыла ее и, затаив дыхание, протиснулась внутрь. И тут же, забыв об осторожности, сдавленно вскрикнула – на лестнице сидела мама.
– Мам! – Я опустила голову и прикрыла рукой распухшую губу. – Ты почему не спишь?
Она наклонилась, и лунный свет, проникавший в окно над дверью, осветил ее лицо. Огненно-рыжие волосы стянуты в узел, взгляд острый, как булавка.
– Плохой сон, – ответила она и вскочила, увидев мою губу. – Что случилось? Авария?
Губа пульсировала, как второе сердце.
– Нет. Все в порядке. Аварии не было…
Я физически ощущала на себе ее взгляд.
– Расскажи. Расскажи, как все было.
– Нейт… слишком резко повернул, – ответила я. – Машина съехала на обочину.
– А потом?
Я подумала о незнакомке в лесу, вспомнила, как та похлопывала себя по бокам, белым, как мел.
– А потом ничего. Домой поехали.
– И все? Больше ничего не было?
Я коротко кивнула.
– Ну ладно. – Ее расспросы меня нервировали. Вдруг уголки ее губ поползли вверх. Она заговорщически улыбнулась. – Нейт был пьян?
Меня качнуло, я задумалась. Сейчас она пугала меня куда больше, чем минуту назад, когда была недовольна.
– Угу.
Она коротко кивнула: мол, так я и знала.
– Иди к себе. Ступай.
Я прошла мимо нее, поднялась по лестнице и вошла в свою комнату. Не стала включать свет, рухнула на кровать и закрыла глаза. А когда открыла, мама стояла у кровати и держала пакет со льдом в левой руке, той, что была покрыта шрамами. Она приложила его к моей губе.
– Головой не ударилась? – К ней вернулось самообладание, она словно спрашивала, который час. – Сотрясения мозга точно нет? Только не ври.
Я прижалась к холодному пакету. Когда она в последний раз так за мной ухаживала? Я попыталась вспомнить, но тьма в голове бушевала, как океан.
– Голова в порядке, – пробормотала я. Я находилась в том ужасном пограничном состоянии, когда человек еще пьян, но уже страдает от похмелья. – Говорю же, ничего страшного. Нейт даже не ударился.
