– Эй ты, козел! – крикнула я. – Я из-за тебя яйца разбила!
Водитель показал мне средний палец.
– Иди мамочке пожалуйся! – рявкнул он в открытое окно.
У меня слетела цепь. Я оттащила велик на тротуар и бросилась за машиной; в голове бушевала слепящая ярость, раскаленная добела. Я выставила руку, и шина на заднем колесе лопнула, как грохнувшаяся с высоты тыква. Автомобиль занесло, и он, виляя, понесся по Гленвуд-авеню.
Я не произнесла ни слова. Мне казалось, я вообще ничего не сделала. Но тело дрожало, как всегда после колдовства, и головная боль уже подкрадывалась, вонзаясь в мозг острой булавкой. Подрезавший меня придурок вырулил в полосу и уехал, но мой мозг все еще рисовал страшные картины – груда искореженного металла, кровь на тротуаре.
В тот момент я совсем не чувствовала себя девушкой, у которой есть дар. Я чувствовала себя ребенком с динамитной шашкой в руках.
А потом случился вечер любовного заговора.
* * *
Фи легко влюблялась. Ей нравились девушки, которые много матерились, девушки с бритыми головами, девушки на велосипедах, сновавшие в пробках, как рыбки в ручье. Но раньше она никогда не осмеливалась заговорить с этими девушками. Магия все изменила.
После того, как мы занялись колдовством, Фи впервые поцеловалась; за первым поцелуем последовал второй – с барменшей из клуба «Радуга», девчонкой с розовыми волосами, короткой стрижкой и ожерельем из татуированных гиацинтов на шее. Правда, вскоре та узнала, сколько Фи на самом деле лет, и перестала с ней разговаривать.
Тогда книга колдуньи впервые показала нам любовный заговор. Ингредиенты для него напоминали составляющие свадебного букета: ленты, розы, лаванда. Казалось, с такими ингредиентами эта магия не может быть злой.
– Даже не знаю, – сказала Фи и провела рукой по волосам. – А как работает любовный заговор? Ей будет казаться, что она меня любит? Биохимия мозга изменится? Не хочу, чтобы меня любили не по-настоящему.
– Вся магия настоящая, – ледяным тоном ответила Марион. – А любовь – это и есть биохимия мозга. Состояние, близкое к опьянению. Магия гораздо более настоящая, чем любовь. К тому же… – она прищурилась и взглянула на книгу, – Астрид не стала бы показывать нам заклинание, если бы мы не были готовы.
Итак, мы собрали розовые бутоны и приготовили красивые и ароматные ингредиенты зелья. Я затаилась в баре, увидела, как барменша пьет газировку через соломинку, схватила соломинку и смылась.
Впервые, колдуя, мы не были единодушны, и это было очевидно. Я ощущала явное сопротивление, чувствовала ветерок с запахом серы, нарушавший равновесие сил.
В середине заклинания Фи вдруг закричала, потянулась под рубашку и нащупала подвеску, которая всегда висела у нее между ключиц – крестик ее матери. Она дернула за него, порвала тонкую цепочку и отшвырнула распятие в угол.
– Дай зеркало, – дрогнувшим от боли голосом произнесла она.
Она оттянула рубашку и увидела тонкий крестообразный отпечаток на месте распятия. Не свежую рану, а бледный шрам. Тот выглядел даже красивым и напоминал брелок на второй цепочке – дешевой подделке под золото с осколком разделенного сердечка. Фи купила нам медальоны с осколками сердец на Максвелл-стрит.
Я обняла ее, пригладила растрепанные волосы, а Марион тем временем подобрала крестик в углу и завернула его в кусочек черной бумаги, который достала из своей бездонной сумки.
– Пусть здесь полежит, – она убрала сверток в ящик стола. – Начнем сначала.
– Марион, нет, – сказала я, по-прежнему обнимая Фи.
Ее лицо напряглось.
– Нет?
– Не стоило нам браться за это заклинание, – твердо произнесла я. – Давайте чем-нибудь другим займемся.
– А чем еще заняться? – Марион обвела руками комнату и весь город, погрузившийся в сумерки, словно показывая, что нечем там больше заниматься, если в этом не присутствует хоть капля магии. – Серьезно, чем?
Фи отстранилась, взглянула на Марион холодным взглядом.
– Это был мамин крестик. Он был на ней, когда она умерла.
Марион хотела было возразить – я видела это по ее глазам. Потом подумала и отступила.
– Ладно, – сказала она и больше к этой теме не возвращалась.
Все как будто наладилось. Мы послушали музыку, погадали на Таро. Но когда наутро Марион ушла, мы с Фи переглянулись, я кивнула, и мы обе поняли: что-то изменилось.
* * *
Мы больше не хотели заниматься по книге колдуньи. Нам надоело, что Марион ревниво, по капле, делилась с нами ее мрачными дарами, а те словно призрачные следы уводили нас дальше в туман.
Не может быть, чтобы Астрид Вашингтон была единственной учительницей. Кроме ее магии, должна была существовать другая.
Не говоря ни слова Марион, мы обратились к другим источникам. От корки до корки прочли учебники по колдовству, пособия по лекарственным травам и некрономиконы, купленные в книжных лавках размером с чулан. В маленьких независимых книжных магазинах находили размноженные на ксероксе самиздатные брошюрки по ведьмовству со смазанной типографской краской. Познакомились с другими интересующимися, а те стали приглашать нас на сборища в парках, подвалах и круглосуточных барах, где мы тихонько сидели в уголке. Наши искания часто заводили нас в тупик, но порой нам удавалось узреть проблески настоящей магии.
[7]
Нам нравилось колдовать, не чувствуя на себе пристальный взгляд Марион. Фи обнаружила в себе способности травницы. Она превратила отцовский огородик на подоконнике в настоящие джунгли. Он перекинулся на деревянное крыльцо, выходившее на заросший сорняками пустырь. Она ездила к курандеро в Пилсен и возвращалась с пучками трав и рецептами на клочках бумаги из мясной лавки.
[8]
Магия оказалась не таким уж редким и тонким ремеслом, как мы думали, а в нашем городе, как выяснилось, было полным-полно скрытых мистиков, обычных людей, в чьем сознании глубоко на подкорке хранились древние знания. Мы выуживали у них крупицы информации. Старый еврей с крылечка дома в Роджерс-парке поделился обрывками ярких воспоминаний об обрядах, которые практиковали в его родной восточноевропейской деревне. Официантка из Андерсонвилля вспомнила жуткий норвежский стишок, который они повторяли, когда в детстве прыгали через резиночку, а таксист родом из Западной Африки рассказал случай с куклой вуду, от которого у нас волосы на голове встали дыбом. Так постепенно мы узнавали, что мир магии не ограничивался страницами книги Астрид, а представлял собой гораздо более обширную и древнюю вселенную.
[9]
