– Но ей это удалось. Она ее остановила. А ты закончила сеанс. Вот и все. Теперь осталось убраться. Похоронить кролика.
– Да как вы еще живы, не пойму, – презрительно фыркнула Шэрон. – Ничего она не остановила. Она разорвала круг посреди ритуала. Да, подружка Марион не воплотилась, но и не сидит больше в ведьминской Вальхалле, никому не угрожая, будьте покойны. Ты ее выпустила. Она… Ох, девочки. Она сейчас небось уже где-то развлекается. А может, она прямо здесь. Ждет, пока принесут другого кролика.
Я огляделась, задерживая взгляд в тех местах, где лунный свет ложился странно. Но ничего не увидела и не почувствовала.
Марион перестала всхлипывать. Ее глаза с опаленными ресницами расширились.
– Погоди. То есть ты хочешь сказать, заклинание сработало?
Шэрон вытаращилась на нее, а потом швырнула горящий окурок ей в лицо и скривила губу, когда Марион попятилась, поскользнулась и проехалась задом по кровавой луже.
– Не надо было связываться со школьницами, – процедила Шэрон. – Если я из-за вас умру, так и знайте: в аду вас отыщу, и не будет вам покоя.
* * *
Мы крадучись спустились по лестнице, прошли по коридорам мимо витража с лисами. Казалось, год прошел с тех пор, как я впервые их увидела. Все тело болело, я дрожала от страха и, как путник в пустыне, жаждала снова увидеть небо, сад, внешний мир за пределами этого кошмара. Тогда я еще не понимала, что кошмаром были мы сами, что он липнул к нашей коже, как мокрые джинсы.
Все последующие годы я вспоминала, как шла тогда по темным коридорам библиотеки. Шагая по дому посреди ночи, мимо комнат, где спали мои дети, я поднимала ногу и вместо мягкого ковролина опускала ее на старинный паркет, покрытый въевшимися пятнами. Сердце сжималось, тревожно закипала кровь. Я закрывала глаза, замирала и ждала, пока видение пройдет.
Мы вышли в сад. Марион заперла дверь и сунула ключ в щелочку. А Шэрон сделала кое-что, чтобы помочь нам быстрее убраться на чердаке.
– Что теперь? – спросила я, глядя на Шэрон. Она была старше нас, тяжелый опыт оставил отпечаток на ее теле. Вот я и решила, что спасать нас будет она.
Но Шэрон лишь пожала плечами, щелкая зажигалкой Марион.
– Не знаю, что вы будете делать, а лично мне пора домой. Меня ребенок ждет.
– У тебя есть ребенок?
– Ну да, – коротко ответила она. – Приходите завтра утром в лавку. Попробуем все исправить. А до тех пор… смотрите, не умрите.
Она скрылась в тоннеле, и мы остались втроем. Фи неотрывно смотрела на Марион, а Марион смотрела в сад, вонзив ногти в обожженную кожу и оставляя на ней белые следы.
– Ты нас просто подставила, – сказала я.
Она качнула головой.
– Ну да.
Я шагнула к ней.
– Ты вообще считала нас подругами? Или всегда только планировала использовать?
– Ох, прекрати, – хрипло выпалила она и посмотрела на меня. – Дали бы мне закончить, у нас было бы все, о чем мы мечтали! Я не лгала. Астрид увеличила бы нашу силу.
– Ты уже видела это заклинание в книге, – с ледяной уверенностью проговорила Фи. – Еще до того, как мы встретились. Поэтому и втянула нас в это. Ты ненавидишь нас, верно? Потому что магия нам в радость, а ты по-прежнему несчастна.
Марион на миг затихла.
– Что ж. Теперь несчастны будут все. – И скользнула в тоннель вслед за Шэрон.
* * *
Мы поехали к Фи. В такой поздний час в автобусе никто не обратил внимания на кровь на нашей одежде и руках. Мы приняли душ, выпили джина с газировкой и пошли на пляж.
Озеро и небо были одного цвета. Раздевшись, мы вошли в воду. Несмотря на августовскую жару, вода была холодной и прозрачной, мы словно плыли в охлажденном джине. Мы ныряли и выныривали, оглядываясь на сюрреалистичный городской пейзаж. Комната на чердаке и мрачное предостережение Шэрон, казалось, остались далеко позади и уже не могли нас потревожить.
Как знать, может, все и обойдется, подумала я. Может, джин с газировкой и ночное купание в ледяной воде подействуют как нейтрализующее заклятие. Магия всегда была к нам добра, струилась с кончиков пальцев. Почему сейчас все должно быть иначе?
Такие высокомерные мысли крутились в моей голове, пока рядом не всплыла рыба. Длинная, тощая, как угорь, со страшным оскалом острых зубов и костяным белым глазом. Я отплыла в сторону, хлебнула грязной воды, но еще одна рыба всплыла кверху брюхом. А потом еще.
Мы неуклюже поплыли к берегу, а вода забурлила от обилия мертвых рыбьих тушек. Наконец колени царапнули по песку, и мы вышли на берег, оглянулись и увидели за собой полосу серебристых трупиков. Как будто Астрид провела по воде мертвым пальцем, оставив гиблый след.
Глава двадцатая
Пригород
Сейчас
– Это Шэрон. Вы меня искали.
– Шэрон. – Я лихорадочно соображала, откуда знаю это имя. – Ах, Шэрон. Здравствуйте.
Она молчала.
– Спасибо, что позвонили. Извините. Просто сейчас… – Я собралась с мыслями, пытаясь не думать о светловолосой незнакомке. – Еще очень рано.
– У нас разница во времени. Там, где я, уже очень поздно, – ее голос звучал недружелюбно, она отрывисто чеканила слова. – Что вы хотели?
– Кажется, вы знали мою маму. Дану Новак. Она приходила в «Между мирами», давным-давно. Это же был ваш магазин?
– Я не разговаривала с Даной Новак двадцать с лишним лет, детка. Мне нечего тебе сказать.
Она была пьяна. Я попыталась представить, как выглядит женщина с таким голосом, как у нее, и не из-за звонка ли мне она решила принять для храбрости.
– Но вы же позвонили. Если вам нечего сказать, зачем тогда?
Она не ответила.
– Я просто хочу узнать, какой она была, – выпалила я, испугавшись, что она повесит трубку. – Расскажите все, что помните.
– Дана умерла, – вдруг сказала она, и перед глазами у меня помутнело. Потом я поняла, что это было не утверждение, а вопрос.
– О боже, нет, я не поэтому… Почему вы решили, что она умерла?
– Есть девушки, которым не суждено надолго задержаться на этом свете.
Я прикрыла ладонью глаза.
– Не понимаю, что это значит.
– А что тебе вообще известно? – спросила она уже не так агрессивно, но все же настороженно.
– Я знаю, что вы не просто так мне перезвонили. И еще… – Я засомневалась. Мне было трудно произнести это слово даже в мыслях. И вот, стоя перед домом и разговаривая с незнакомкой по телефону, я наконец его произнесла. – Я знаю, что она ведьма. Думаю, вы тоже.
– Практикующая. – В ее голосе слышался сарказм. – Но я больше не практикую.
Я села на бетон. В голове роились вопросы.
