– Которая подкинула кролика. – Я взяла его руку с плоскими ногтями и обручальным кольцом с вмятиной. – Пап, мама в беде. Я это точно знаю.
Он сжал мою руку.
– Ох, милая, – беспомощно ответил он. Я видела, что он пытается скрыть свои страхи и принять какое-то решение.
– Она сказала тебе что-нибудь перед уходом?
– Сказала, что нужно разобраться с одной проблемой. Это все. – На его лице мелькнула ярость. – Если бы я знал, что она не собирается возвращаться домой вчера вечером, я бы не оставил вас с братом одних.
– А что нам теперь делать? Просто ждать, когда она вернется?
– Останемся здесь вместе и доверимся ей. Поверим ей на слово, что она со всем справится.
– Поверим? – горько спросила я и выпустила его руку. – Я все знаю про Билли, ясно? Знаю, что она что-то сделала, чтобы заставить меня о нем забыть.
Видеть его лицо было невыносимо. Если до этого я еще сомневалась, знал ли он обо всем, теперь сомнения отпали.
– Зачем, пап? Зачем вы так со мной поступили?
Его глаза шарили по моему лицу. Я унаследовала их цвет, но не его ласковый взгляд. В нас с Хэнком было так мало от папы, что он, должно быть, видел нашу мать каждый раз, когда на нас смотрел.
– Нам о многом нужно поговорить, – сказал он. – Но я обещал твоей маме, что этот разговор не состоится без нее.
– Какой разговор? – резко спросила я.
– Я буду говорить только при ней.
– А может, сделаешь исключение? Учитывая, что нас кто-то преследует, а мама сбежала?
– Нет, – ответил он с удивившей меня решимостью. – Инициатива должна исходить от нее. Даже если я захочу, не смогу произнести слова, которые должна произнести она.
Тогда-то я попыталась представить, как велико то, что он от меня скрывает. И мне вдруг уже не захотелось знать. Должно быть, он заметил мои колебания и взял меня за плечо.
– Эй. Взгляни на меня. Я тебя не прогоняю, – горячо проговорил он. – Я тобой горжусь. Я рад, что ты задаешь эти вопросы.
Я сбросила его руку.
– Тогда еще один вопрос, пап: зачем ты на ней женился?
Его лицо перестало быть ласковым.
– Айви…
– То есть, я знаю, зачем. Из-за Хэнка. Но почему вы по-прежнему женаты?
– Потому что я люблю ее, – с угрозой в голосе проговорил он. – Она моя жена. У нас двое прекрасных детей, дом. История, которая началась задолго до твоего рождения.
– И тебе этого достаточно? – выпалила я. – Вы с ней хоть говорите по душам? А раньше говорили? Тебе не надоело, что она тебе врет? Не надоел ее вечно отсутствующий взгляд?
Мой отец редко злился, но, когда это происходило, всплывший из глубин гнев был огромным и страшным, как левиафан.
– Хватит говорить о том, чего ты не понимаешь, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Она твоя мать! Поняла? Тебе сейчас семнадцать. А она в семнадцать осталась сиротой. И стала матерью в двадцать. У нее не было детства, не было родителей, которые заставляли бы ее поступать в колледж и рано ложиться спать. Она работала с десяти лет. С десяти! Есть вещи, о которых ты можешь спрашивать, которые мы должны тебе сообщить, но я не обязан отчитываться перед тобой о своем браке. Господи, Айви. Знай меру.
Я опустила глаза от стыда и тихо выбежала прочь.
– Айви! Айви! Вернись!
Не обращая на него внимания, я бросилась вверх по лестнице.
– Только из дома не выходи! – крикнул он мне вслед.
Я захлопнула за собой дверь своей комнаты и только тогда заплакала.
Глава двадцать пятая
Город
Тогда
Я развалилась на пластиковом сиденье электрички; кожа казалась тонкой и прозрачной, как крылья бабочки. Было утро четверга. Время почти пришло.
Час назад я насыпала себе хлопьев из пачки, а вместе с хлопьями высыпалась голова мертвого кролика с крепко зажмуренными невидящими глазами. Спала я урывками, то и дело проваливаясь в кошмары и пробуждаясь в панике, вздрагивая и подскакивая. Сердце стучало, как ударяющиеся друг о друга бильярдные шары.
Я сошла на станции Холстед. С рельсов дохнуло жаром, я вспотела еще сильнее. Завязала волосы узлом и спрятала узел под бейсболку.
Фи познакомила меня со стариком, торговавшем на Максвелл-стрит за маленьким прилавком. Мистер Лазар продавал всякий дешевый хлам, нужно было присмотреться, чтобы понять, чем он торгует на самом деле. Настоящий товар продавался по завышенной цене, но был далеко не бесполезным. Когда я подошла, он сидел на выгоревшем складном стуле и разгадывал кроссворд.
Он взглянул на меня поверх очков.
– Ты сегодня одна, негодница? А где наша красотка?
Я прикусила язык: ведь я рассчитывала на его помощь, и ссориться с ним мне было ни к чему.
– Фи занята.
– Сегодня просто глазеть не разрешу. Если не собираешься ничего покупать, иди надоедай Энди. У этого болвана точно ничего путного нет.
Парень за соседним прилавком показал ему средний палец.
– Я не буду просто глазеть, – сказала я, – если у вас есть то, что мне нужно.
Лицо Лазара не изменилось, но глаза вспыхнули.
– Ясно. Тогда добро пожаловать в мой офис.
На его участке лежал протертый ковер, такой же грязный, как земля под ним; на нем стоял столик с товаром. Я ступила на ковер, и мир вокруг потускнел. Теперь мы могли поговорить спокойно, хотя всего в паре метров от нас сновали прохожие, расхваливали свой товар торговцы. Но они не слышали, о чем мы говорим. Я надеялась, что заклятье распространялось и на призраков.
– Нас преследует дух, – сказала я. – Последствия неудачного ритуала, призрак, который не хочет уходить. Наша подруга говорит, что может изгнать его, но я ей не доверяю. Вот и хочу узнать, можно ли сделать что-то еще.
Лазар сверлил меня взглядом, словно пытался разгадать особенное сложное слово в кроссворде. Потом встал и подошел к краю прилавка, заваленного всякой всячиной.
– Я знал, что ты вернешься, – сказал он с еле заметным алжирским акцентом, который почти исчез после стольких лет, прожитых в Чикаго. – Когда мы впервые встретились, я сразу понял – у меня есть кое-что, принадлежащее тебе.
Из-под промокшей стопки старых газет, на которых стоял граммофон – по крайней мере, мне казалось, что это граммофон, – он извлек старый громоздкий черный чемодан. В чемоданах наподобие этого фокусники носили кусочки расчлененных ассистенток. Лазар водрузил его на колени. Зубасто клацнул замочек, и внутри оказался еще один чемоданчик поменьше. А внутри еще один. Не знаю, была ли эта матрешка из чемоданов устроена для зрелищности или в ней действительно был какой-то смысл, но он наконец открыл последний, шестой чемодан и извлек на свет предмет, лежавший внутри.
