– У тебя целое предложение?
– А еще я угощаю. Заказывай еще кофе, тут бесплатно подливают. Итак. Магия. – Она подперла рукой подбородок. – Самое одинокое занятие в мире.
В голову тут же хлынули воспоминания – киномонтаж о том, как я состояла в ковене из трех. Ну нет, подумала я. Не одинокое.
А может, Линь была права? Хотя мы начинали колдовать вместе и вместе заканчивали, в каждом заклинании был момент, когда существовала лишь магия и я. Колдовство – как рождение ребенка, – сказала однажды Фи одна колдунья. – Если повезет, муж будет с тобой в начале, а ребенок – в конце. Но в середине ты одна.
– В этом городе почти никто больше не умеет то, что умею я, – продолжала Линь. Она не хвасталась, просто сообщала факт. – Поэтому у меня нет круга общения. По крайней мере, такого круга, где я могла бы общаться на равных. Вместо этого у меня бизнес.
– Бизнес для практикующих ведьм? – Я скрестила руки на груди и подалась вперед на деревянной скамейке. – Но я больше не колдую. Тебе нужна секретарша?
Линь смерила меня взглядом, словно прикидывала, гожусь ли я на выбранную роль.
– Кое-что из того, чем мы торгуем, настоящее, а кое-что – просто театр. Мне нужен человек, который знает, как работает магия и как она действует на людей. Кто-то, кто сможет заставить клиента поверить, что все, что он видит, происходит на самом деле.
– Тебе нужна актриса.
Линь сморщила нос.
– Мне нужен человек, который понимает, почему театральный эффект колдовства так важен. Та, что сможет сделать так, чтобы людям хотелось верить.
– О. Значит, тебе нужна мошенница.
Она улыбнулась.
Я посмотрела на потолок из жестяных пластин.
– Я не буду носить колпаки, Линь. И у меня аллергия на кошек. У меня нет мантии. Ты точно хочешь со мной работать?
Она расхохоталась.
– Но у тебя рыжие волосы. Рыжие, как у настоящей ведьмы. Моя бабушка, увидев тебя на улице, бросилась бы следом, чтобы тебя сфотографировать. Я плачу сто баксов за сеанс, и он никогда не длится дольше двух с половиной часов. А иногда меньше двух.
Я расплела сложенные на груди руки.
– Сто баксов?
– Это уже за вычетом моей доли.
– А что значит «сеанс»? И сколько их будет в неделю?
Она ответила лишь на второй вопрос.
– Если реалистично оценивать спрос – два. Иногда три. С мая по сентябрь высокий сезон. Сегодня у меня как раз работа. Можешь пойти со мной. Посмотришь, как все проходит, и решишь.
А я уже решила. И даже не спросила, что надо делать. Впрочем, вскоре мне предстояло это узнать.
Глава тридцать четвертая
В подзеркалье
Марион самозабвенно шпионила за Даной. Это стало ее пищей. Она наблюдала, как Дана пила чай, шуршала опавшими листьями, прислонялась виском к поцарапанным окнам электрички. Настоящий чай. Настоящие окна. Дана спала, ела, ходила в туалет, сталкивалась с людьми на улице, и даже когда была несчастна, все это было по-настоящему. Гнев Марион кристаллизовался и становился твердым, как алмаз.
Глядя на все, что она потеряла, она едва не сломалась. Точнее сломалась, а когда снова собрала себя по кусочкам, поняла все с чудовищной ясностью.
Весь мир принадлежал Дане. Город, полный незнакомых людей и цветных огней. Атласная шерстка питбуля, которого она останавливалась погладить, присев на тротуаре, пока его хозяин нетерпеливо стоял рядом. Дребезг наземной электрички и капли дождя в волосах. Обжигающе-горячие картофельные оладьи с кетчупом. Душ.
У нее было все, кроме одного: дара предвидения. Когда Марион явится за ней, она окажется к этому не готова. И тогда будет слишком поздно.
Глава тридцать пятая
Город
Тогда
Девичники. Вот в чем заключалась моя новая работа. Линь сдавала меня внаем подружкам невесты, чтобы я предсказывала судьбу, читала ауру, гадала на ладони и показывала фокусы пьяным девчонкам, которые потягивали мартини через трубочки, украшенные розовыми пластмассовыми пенисами.
Я купила в секонд-хенде длинное белое платье, несомненно, снятое с покойницы, и перед каждой вечеринкой рисовала на щеках два зловещих розовых пятна, зачесывала волосы назад и становилась вылитой Офелией с картины Уотерхауса.
– Викторианская чахоточная красотка, – сказала Фи, увидев меня в первый раз в моем прикиде. Моего робкого возвращения к колдовству – точнее, к его подмене – она не одобряла, но вскоре перестала скептически закатывать глаза.
Как ни странно, работа мне почти нравилась. Мало того: у меня оказался талант. Теперь я занималась не магией, а дешевым стендапом. Я все делала с усмешкой. Бывали у меня прозрения – то я замечала, что счастливая невеста на самом деле трясется от страха, то видела яд в сердце ее лучшей подруги. Как бывшая курильщица, жадно вдыхающая дым, я ловила эти проблески настоящей магии. Но то, чем я занималась теперь, не имело почти ничего общего с ослепительно-белым сиянием истинного колдовства.
Поскольку теперь я работала на вечеринках, мои совиные склонности превратились в полноценный ночной образ жизни. Я ужинала глубокой ночью и спала весь день, натянув на голову футболку. Летом это было даже приятно – я просыпалась в предзакатный «золотой час», – но с октября я перестала видеть солнце. Линь напомнила, что в низкий сезон работы будет меньше, и я поняла, что нужно искать что-то, чтобы продержаться до весны. Ощущая над собой угрозу неопределенного будущего, я начала заполнять анкеты в местных забегаловках.
Последняя работа у Линь выпала на необычайно теплый ноябрьский день, пятницу сразу после Хеллоуина, когда нас буквально завалили заказами. Мне сказали, что это очередной девичник перед свадьбой, но, когда я приехала на место, вечеринка оказалась больше похожей на обычный домашний праздник – пиво прямо из бутылок, хумус в упаковке из супермаркета, гости, курившие, высунувшись в окно. Играли «Спун»; вошла невеста. Темнокожая, лет двадцати пяти, в майке, комбинезоне и больших сексапильных очках.
– Ты наша гадалка? Красивое платье.
Она провела меня в спальню. За окнами темнела не по сезону теплая ночь. Голые ветки ясеней бились о ставни.
– Располагайся, – невеста смущенно пожала плечами. – Принести тебе что-нибудь перекусить? Пива или вина?
– Воды, пожалуйста.
Когда она ушла, я огляделась. На комоде стояли тибетские поющие чаши, полные украшений из бисера и меди. Над кроватью, стоявшей на возвышении, висела абстрактная картина ярких цветов, кровать была небрежно застелена синим постельным бельем. Я прочитала надписи на корешках на наклонных книжных полках. Книги были умные.
Невеста вернулась и принесла бумажную тарелку, провисшую под тяжестью соусов неаппетитных цветов, салата с булгуром и маслянистой лужицы песто. Она вручила мне тарелку и оставила меня одну. Я села на подоконник и стала смотреть на деревья. Прошел час. В соседней комнате по кругу крутили R’n’B, новую волну, соул и дурацкую популярную поп-песенку, услышав которую, все гости заулюлюкали. Я уже решила, что невеста про меня забыла. Наконец я подошла к книжной полке, выбрала книгу, села на подоконник и стала читать.
