Она прислонила зеркало к изножью кровати. Смазала семь ключевых точек на теле смесью очищающих масел. Обернула безымянный палец на правой руке темным волосом, украденным с плеча ее лучшего друга Билли, провела кончиком этого пальца по зеркалу и нарисовала магический символ. Потом произнесла заклинание. Зеркало подернулось дымкой. Она больше не видела свое отражение. Спокойным и уверенным тоном она велела:
– Покажи мне, что Билли делает сейчас.
В дымке постепенно проступило изображение веснушчатого мальчика с мокрыми темными волосами – точь-в-точь фотография, медленно проявляющаяся под действием реагента. Разглядев, что Билли делал – натягивал футболку через голову, мокрый, только что из душа, – Айви взвизгнула и сдернула волос с пальца.
Вместо мальчика в зеркале отобразилось многоцветное ничто, галактический пейзаж, окрасивший комнату неоновым сиянием.
Айви считала вдохи и выдохи, ожидая, когда дыхание успокоится. Чувствовала запах своего пота под пряной смесью эфирных масел.
У нее получилось.
Это был всего лишь тест. Она хотела проверить, сможет ли подглядывать за людьми. В следующий раз попробует по-настоящему. Впрочем, во второй раз могло и не получиться. Ведь вопрос, на который она хотела найти ответ, был слишком нечетко сформулирован. Но она знала слишком мало, чтобы сформулировать его правильно.
Она достала другой волос и обернула вокруг пальца. Этот был такого же цвета, как ее собственные волосы. Она сняла его с маминой расчески.
Она снова начертила символ. Дверь была заперта, Хэнк смотрел кино в наушниках, и все же она не осмелилась произнести слова громче, чем шепотом.
– Покажи мне мамину тайну.
На этот раз, услышав вопрос, дымка вздрогнула, как водная гладь, в которую бросили камень. Когда поверхность разгладилась, Айви заглянула в зеркало и увидела там девушку.
Она отпрянула, босые ноги царапнули о холодный деревянный пол. Еле удержалась, чтобы не сорвать с пальца рыжий волос. Девушка замерла в зеркале неподвижно, не ведая о ее панике. Ее лицо со своеобразными грубоватыми чертами напоминало старинный портрет с барахолки. Кожа цвета рыбьего брюшка, светлые волосы, терпеливое лицо человека, смирившегося со своей судьбой. На миг Айви показалось, что девушка тоже смотрит на нее, но подглядывающее заклинание работало не так. Она набралась решимости и придвинулась ближе. Странные глаза девушки шевельнулись, следя за ее движениями.
Айви ахнула.
– Ты… – Она нервно закашлялась. – Ты меня видишь?
Естественно, она не могла ее видеть. Подглядывающее заклинание работало в одну сторону. Но девушка ответила:
– Да.
Всего одно слово. Ее голос звучал как что-то, что долго хранилось в подвале.
Некоторое время они смотрели друг на друга: терпеливый призрак и девочка с пластырем на коленке.
– Кто ты? – спросила Айви. Вся ее прежняя уверенность куда-то запропастилась.
– Оккультист.
Айви отшатнулась в изумлении. Оккультист. Какое красивое слово. Оно нравилось ей гораздо больше маминого невыразительного практикующая.
– А как тебя зовут?
Голос девушки, словно покрывшийся слоями пыли, обретал силу.
– А тебя? Скажи мне свое имя, а я скажу свое.
Айви прищурилась.
– Да ты наверняка его уже знаешь.
– Умница, Айви, – ответила фигура в зеркале. – Меня зовут Марион.
Услышав комплимент в свой адрес, Айви осмелела. Приосанилась.
– А какое отношение ты имеешь к маминой тайне?
Тут девушка – или женщина, Айви никак не могла решить, – впервые улыбнулась. Сухие губы растянулись, обнажив ровные белые зубы.
– Я и есть мамина тайна.
Глава сорок первая
Пригород
Тогда
Что-то творилось с моей Айви. С ней уже некоторое время было нелегко, но раньше она всегда со мной разговаривала. Однако после того, как я вернулась домой из больницы, где мне все-таки вырезали аппендикс, она отказывалась даже смотреть мне в глаза. Стоял конец лета. Ей бы бегать по двору с Билли, радоваться последним теплым денечкам. Вместо этого она целыми днями просиживала в своей комнате.
На третий день я вошла и закрыла за собой дверь.
Она пришла в ярость.
– Убирайся из моей комнаты, – прошипела она, захлопнув блокнот, в котором писала, и прижав его к груди. Я вошла с намерением быть терпеливой, но ее тон возмутил меня.
– Из твоей комнаты? – огрызнулась я, повторяя отцовскую ругань слово в слово. Настиг-таки меня из могилы. – Когда это ты начала платить аренду?
Она покраснела и вскочила.
– Я сказала – убирайся! Ты… ты… чудовище!
Слово зазвенело в ушах. Мир перевернулся с ног на голову, описал кульбит, и моя жизнь изменилась в одночасье.
– Почему ты меня так назвала? – пролепетала я, когда снова обрела дар речи.
– Ты знаешь, почему.
Я знала. Конечно, знала. Главный вопрос заключался в том, откуда она узнала, что я наделала. Я просчитала ходы и поняла – что бы я ни сделала, будет только хуже. Осталось только одно: говорить правду.
Я показала ей свои руки. Осторожно положила ладонь на живот, поверх швов, а другую ладонь – сверху. Потом попятилась и прислонилась к стене.
– Скажи мне, Айви. Что случилось, пока меня не было?
– Ничего, – ответила она. В ее голосе кипел подростковый гнев. – А вот двадцать лет назад кое-что случилось.
– Кто это тебе рассказал? Кто?
Что-то в моем голосе, должно быть, задело ее за живое. Помимо ярости, на ее лице промелькнула другая эмоция.
– Я получила письмо. Анонимное. Сожгла, чтобы ты его не увидела.
Шэрон. Будь она проклята, наверняка это она. Я закрыла глаза. Мурашки облегчения и страха пробежали по коже, как мелкие пузырьки.
– Скажи, что тебе известно, а я расскажу тебе правду.
– Правду. Как же. – Она яростно закусила губу и оторвала кусок кожи. – Не хочу тебя слушать. Хотя нет… – В ее глазах вспыхнула надежда. – Скажи, что это неправда. Скажи, что не столкнула свою подругу в ад.
Раньше у меня так хорошо получалось врать. В детстве, когда я жила с папой, ложь была способом выжить. Я врала как дышала. Надо было лишь поставить себе цель и врать с наглостью, которой никто не ожидал от девчонки. Но в последнее время я утратила хватку.
– У меня была причина сделать то, что я сделала, – заговорила я, и глаза Айви округлились.
– О боже, – сказала она. Она, видимо, ждала, что я стану все отрицать.
– Детка, дай мне договорить…
