– А вас не беспокоит, что мисс Тэлбот снова окажется на пути Арчи? – спросила она. – С тех пор как я вернулась из Ричмонда, Арчи несколько раз намекал, что намерен просить вашего одобрения на официальное предложение руки и сердца. Если вы возражаете против этого брака, возможно, не слишком мудро…
– На этом фронте меня больше ничто не тревожит, – успокаивающе ответил Рэдклифф.
Не было нужды упоминать, что Арчи уже дважды пытался обратиться со своей просьбой. К счастью, в обоих случаях Рэдклиффа не было дома.
– Уверяю вас, матушка, ни Арчи, ни мисс Тэлбот не испытывают друг к другу подлинной привязанности.
– Тогда я немедленно напишу мисс Тэлбот! – провозгласила мать, окончательно приободрившись. – Как думаете, мой дорогой, удастся ли уговорить Хинсли, чтобы он пришел в мундире своего полка?
– Званый ужин? – вопросила тетя Дороти с таким возмущением, словно Китти, находясь в общественном месте, собралась поправить подвязки.
– Да, разве это не чудесно? – просияла Китти, размахивая приглашением. – Там будут лорды и леди из высшего света, и, если все пройдет хорошо, сезон для нас начнется удачно.
Миссис Кендалл прижала ладонь ко лбу.
– Как ты меня утомляешь, дитя, – произнесла она слабым голосом. – Стоит оставить тебя одну больше чем на пять минут, и ты снова затеваешь очередную авантюру. Лорд Рэдклифф нас разоблачил, и я не думаю, что нам следует двигаться дальше в этом направлении.
– А я думаю, – твердо заявила Китти. – Учитывая, что Рэдклифф угрожал рассказать всем о маме, а я обернула дело в нашу пользу, мне кажется, я заслужила похвалу.
– Всем рассказать о маме? Что рассказать? – вмешалась Сесили, сидевшая в уголке.
Китти вздрогнула – она совсем забыла о присутствии сестры.
– Ничего такого, о чем бы стоило беспокоиться, – ответила она с напускной беспечностью.
– Я хочу знать, – настаивала Сесили. – Если это касается мамы, я заслуживаю того, чтобы знать.
Китти вздохнула (этот взгляд сестры, преисполненный упрямства, был ей хорошо знаком), подошла к Сесили и села рядом с ней.
– Это может тебя шокировать, – сказала она прямо, поскольку времени на деликатность у нее не было. – Когда-то мама… когда-то она была… куртизанкой. Так она и познакомилась с папой.
Сесили раскрыла рот.
– Что? – выдохнула она. – Неправда! Мама была актрисой.
– Да, – согласилась Китти. – А еще…
Сесили закрыла ладонями уши:
– Не надо!
Право, что за ребячество! Китти охватило нетерпение – она не могла себе позволить так непродуктивно расходовать время, слишком многое еще следовало подготовить.
– Я… я не верю, – произнесла Сесили, заикаясь. – Мы с ней любили обсуждать великих драматургов. Шекспира и… и Марлоу.
– Да полно тебе, – попыталась утешить ее Китти. – Сесили, она остается все той же, нашей мамой. Это не значит, что ей не нравился Шекспир или кто там еще. Ты просто узнала о ней кое-что новое. Разве это, по крайней мере, не интересно?
Судя по ожесточенному взгляду, Сесили не сочла новость интересной.
– Как ты могла не рассказать мне? – требовательно спросила она.
– Мама думала, это тебя расстроит. И теперь очевидно, что она была права!
– Но тебе-то она сказала! – обвиняюще бросила сестра.
Китти прикусила губу, не зная, следует ли ответить правдиво. Маме и во сне не привиделась бы идея тревожить Сесили подобными признаниями. Образованная дочь считалась в семье драгоценной мечтательницей, интеллектуалкой – с ней мама беседовала о книгах и пьесах, но о прошлом она рассказала только Китти. Ничего друг от друга не скрывая, они откровенно обсуждали денежные затруднения и обменивались планами, как их преодолеть, тогда как между мамой и Сесили сложились совершенно иные отношения.
– Китти, мы не можем пойти, – снова заговорила тетя Дороти, перекрывая лепет Сесили.
– Почему вы так противитесь? – требовательно спросила Китти. – Тетя, у меня появилась настоящая возможность…
– Ваша мать тоже так считала, и смотри, чем это обернулось! – взвизгнула тетя Дороти.
Ее подопечные потрясенно отпрянули. Она прижала к губам дрожащую ладонь.
– Я не то хотела сказать, – промолвила тетя Дороти. – Прости… знаешь, ты так на нее похожа. Она тоже была уверена, что может получить и любовь, и семью, и деньги. Но, связавшись со знатью, важно понимать, что это очень непростой мир, где у тебя могут все отнять в одно мгновение. Ее отослали прочь, и мы потеряли друг друга.
Повисла тишина. Никогда раньше сестры не видели, чтобы тетя Дороти настолько теряла самообладание.
– Разница в том, – сказала Китти, – что я ни в кого не влюблюсь.
– Не уверена, что это поможет, – в досаде всплеснула руками наставница. – Совершенно безрассудный план. Никто из нас не имеет ни малейшего понятия, как вести себя на таких приемах.
– Я думала, вы имеете, – призналась Китти. – Вы общались с джентльменами раньше.
– Да, но не в присутствии их жен, – подчеркнула тетя Дороти. – Для меня это так же ново, как и для тебя. На таких собраниях действует целый свод правил, о которых мы даже представления не имеем… И ты подумала, что случится, если кто-то из джентльменов меня узнает?
– Прошло десять лет, – с сомнением возразила Китти.
– Десять лет, которые, как утверждают авторитетные источники, были ко мне милосердны, – сурово отрезала тетя Дороти. – Именно поэтому я перекрасила волосы, именно поэтому я избегаю высшего света. К тому же ты, Китти, – точная копия своей матери! Лучше напиши леди Рэдклифф, что мы не сможем прийти.
– И сдаться? – с вызовом вскинула подбородок Китти. – Нет, я выясню все, что мы должны знать. Мы пойдем на этот ужин!
Верная своему слову, в полдень Китти отважно пустилась в экспедицию по поиску необходимых сведений. Прихватив с собой Сесили, она отправилась в библиотеку, поскольку образованная сестра часто рассказывала об учебниках этикета, по которым училась девичьим добродетелям в пансионе. К отвращению Китти, даже самый практичный из этих фолиантов содержал лишь пустейшие и бесполезные инструкции. Каким образом нелепые выражения «храни священную верность правде» или «держись с достоинством, но без гордыни» помогут ей на званом ужине? Вернулись они ни с чем, и весь вечер Китти избегала взглядов тети Дороти.
По взаимному согласию они не обсуждали эту тему и отправились почивать рано, хотя Китти не могла заснуть. Она почти свыклась с постоянным лондонским шумом, но ей по-прежнему не давали покоя звуки, проникающие сквозь окна даже ночью. Дома, в Нетли, если ей или Беатрис не спалось, они шепотом под одеялом делились секретами и страхами, пока беды каждой не становились общими на двоих. И хотя кое-какие тайны Китти сестре не открыла – истинные размеры долгов и полная история знакомства родителей были ношей, которую Китти несла одна, – она привыкла к тому, что может опереться на Беатрис в минуты неуверенности. Особенно после того как ушла мама, когда Китти чувствовала себя отчаянно одинокой, присутствие Беатрис давало ей величайшую поддержку – большего она бы и пожелать не могла.
