Китти размышляла, не подкрепиться ли сластями, чтобы набраться сил, необходимых для встречи с Пембертоном, – когда у ее уха раздался тихий голос.
– А я-то полагал, что вы слишком заняты, обстряпывая собственную помолвку, чтобы заниматься чужими, – промурлыкал Рэдклифф.
– Не понимаю, о чем вы, – ответила Китти, напустив на себя простодушный вид, выбрала вкуснейшее пирожное и, отойдя от стола, расположилась под портретом короля Георга Второго.
Рэдклифф последовал за ней, с любопытством глядя на нее сверху вниз.
– Вы не должны были это делать, – произнес он странным тоном. – Поскольку мистер Кроутон… я полагал, он один из ваших поклонников.
Китти кивнула и сказала:
– Его сердце мне не принадлежало. Мне показалось неправильным использовать себе во благо застенчивость юных влюбленных, особенно если я могла им помочь.
– Вы меня изумляете, мисс Тэлбот, – честно заявил Рэдклифф. – Я считал вас слишком бессердечной для проявлений чуткости.
Эти слова были в той же степени оскорблением, в коей и комплиментом, но Китти не обиделась. Сегодня они совпали с ее собственными раздумьями, и она вдруг поняла: Рэдклифф догадался, чего ей стоил этот выбор, сколько усилий ей потребовалось, чтобы поступить согласно истинным велениям души. Внезапно она ощутила, что он видит ее насквозь, и это чувство – на удивление – было не столь уж неприятным.
– Я тоже так считала, – промолвила она просто.
Внезапно их перебили. Высокая молодая женщина, с замысловатой башней из кос задела мисс Тэлбот, проходя мимо. Китти полагала, что дама пойдет дальше, но, увы, та узнала Рэдклиффа, и по ее лицу отчетливо пробежало воспоминание о его богатстве и титуле, побудившее ее присесть в нетвердом реверансе. Она была красива, но, выпрямляясь, едва заметно пошатнулась – видимо, выпила лишнего. Китти краем глаза посмотрела на Рэдклиффа. Именно для таких женщин он предназначен? Определенно, она была богата и чрезвычайно модно одета – такую экстравагантную прическу и платье могла себе позволить лишь высокородная особа. Но даже если Рэдклиффу лицезрение дамы и доставило удовольствие, он очень ловко это скрыл.
– Милорд, как давно мы не виделись! – воскликнула леди, протягивая унизанную драгоценностями руку и не удостаивая вниманием мисс Тэлбот.
Рэдклифф склонился над ее пальцами, вежливо пробормотал приветствие, но глаза его оставались ледяными. Китти, содрогнувшись, припомнила первое свое столкновение с ним и порадовалась, что уже довольно давно не удостаивалась подобного взгляда, несмотря на постоянные пикировки. Незнакомка попыталась завязать беседу, но тщетно – граф упорно отказывался участвовать, отвечая на вопросы столь лаконично, что, будь его реплики хоть на слог короче, они звучали бы вопиюще оскорбительно.
– С нашей последней встречи прошло лет сто, – щебетала тем временем леди. – Я слышала, вы восхитительно проявили себя на континенте. Вы обязаны рассказать мне о Ватерлоо.
Рэдклифф, судя по его виду, обязанным себя не чувствовал, а потому не ответил и лишь скривил губы в змеиной улыбке.
Но леди не унималась, захлебываясь от желания польстить:
– Моя сестра присутствовала там. На балу у герцогини Ричмонд. Она говорила, что, когда все выехали, чтобы отправиться на битву, зрелище было великолепное.
– Зрелище нашего возвращения определенно было не столь великолепным, – холодно возразил он. – Учитывая, сколько людей погибло в тот день.
Последнее высказывание наконец убедило даму, что беседовать с ней не желают. Она ретировалась, напоследок торопливо присев в реверансе и выстрелив в Китти неприязненным взглядом, словно та была виновата в удручающей душевной глухоте незнакомки. Вдвоем они молча посмотрели ей вслед, и, поскольку взгляд Рэдклиффа не оттаял, Китти снова развернулась к портрету, под которым они стояли.
– Странно, наверное, – промолвила она тихо, – вернуться сюда, побывав там.
Они не обменялись взглядами, их глаза были прикованы к картине. Произнося реплику, Китти не повернула головы – казалось, любое движение способно нарушить хрупкое равновесие, на мгновение установившееся между ними. Они словно попали под действие чар, позволивших им ненадолго застыть в неподвижности, говорить откровенно, а не шипеть друг на друга, как бродячие кошки.
– Очень странно, – согласился он, тоже тихо. – Мне потребовалось какое-то время, чтобы восстановить душевный покой после… после всего случившегося.
– У вас бывают ночные кошмары? – спросила Китти.
Рэдклифф бросил на нее острый изучающий взгляд, словно проверяя, не насмехается ли она.
– Да, – ответил он не сразу. – Откуда вы знаете?
– Мистер Свифт, наш знакомый из Биддингтона, служил во флоте. Он вернулся сломленным человеком.
Рэдклифф кивнул, и они снова умолкли, но в наступившей тишине уже не было напряжения, и Китти смогла ее прервать, не испытывая неловкости:
– Изменился ли Лондон за время вашего отсутствия?
– И да и нет, – ответил он задумчиво. – Во многих отношениях те события не затронули Лондон. Будто ничего и не случилось. И бывают моменты, когда я сам начинаю в это верить.
Он произнес эти слова без настороженности, лишь честность звучала в его голосе. За последние несколько минут они словно пересекли разделяющую их границу, и это позволило им раскрыться, обнажить свою уязвимость, в то время как бал и его незначащие гости отошли куда-то далеко за окраины зрения.
– Это… утешает? – спросила Китти, и за вопросом последовала столь длинная пауза, что, казалось, ответа не будет.
– Очень долгое время это вызывало у меня отвращение, – произнес он наконец, – поэтому я удалился от света. Когда-то я любил его легкомыслие, любил карты, выпивку, флирт. Но потом… я обнаружил, что мне претят и эти глупости, и нелепые правила, по которым мы должны жить. Будто они имеют какое-то значение после… после всего случившегося там. После того как мы потеряли столько людей. – Он показал на капитана Хинсли, кружившегося в танце. – Хинсли – храбрейший человек из всех, кого я знаю. Я участвовал лишь в Ста днях, а он провел на континенте годы, но именно он помог мне сохранить душевное здоровье, когда мы вернулись в Англию. Однако в бальном зале, похоже, все это не имеет значения, здесь жизнь моего друга определяется не его достоинствами, а наличием или отсутствием у него богатства.
– Несправедливо, – согласилась Китти.
Как просто было бы сейчас указать собеседнику на его лицемерие – посочувствовал безденежью Хинсли, тогда как по отношению к ней такого сочувствия не проявил. Но Китти предпочла этого не делать. Она вдруг поняла, что ее уже не заботит, кто наберет больше очков – она или Рэдклифф.
– Вы сказали про отвращение… Это чувство осталось? – спросила она.
– В меньшей степени, чем мне думалось, – признался он. – Раньше я не понимал, насколько скучаю по семье, насколько серьезно ей пренебрегаю, держась вдалеке. И могу сознаться, я с интересом наблюдал, как вы громите высший свет. Увлекательное зрелище. Волк в овечьей шкуре.
