Адреналиновое отрезвление вернуло чувствительность, и Хэйхатиро поморщился, прекращая судорожный нажим на полированную поверхность бинокля. Шепча проклятья и снова морщась, трогая запястье… бинт, из-под которого подёргивало болью.
От этих осторожно-нервных прикосновений делалось ещё больнее – злило, злость находила выход удовлетворением, когда серые, местами окутанные дымом силуэты вражеских кораблей красились вспышками попаданий. Там…
…Там снаряд попал в кожух кормовой трубы «Севастополя», повредив часть паропроводных труб, выведя из работы одну из кочегарок. Ход броненосца упал до шести узлов.
…Там бессильной вспышкой лопнул 305-миллиметровый фугас, ударив в носовую башню «Пересвета», что уже и без того вращалась только вручную.
…Там, несмотря на упование многих комендоров, целившихся «на глазок», артиллерийские офицеры, успевая считывать по секундомеру, корректируя по дальномеру, горланили в телефон данные.
Там…
Впрочем, таких подробностей Того не видел, досадуя на всплески недолётов, дым, затрудняющие оценку обстановки.
Пока русские шли строем кильватера, всё было просто и очевидно. Теперь же, когда они скучились и ползли кто куда, перекрывая всю панораму друг другом, своими дымами, адмирала посетили сомнения.
Непонятность в эволюциях противника с предполагаемым сокращением дистанции могла привести к непредсказуемой свалке!
В голове сложилась, мигом задвигалась воображаемая картина: на морской глади серыми фигурами корабли… свои, чужие! Кто? Куда? Повороты, уклонения – «последовательным», «все вдруг», вразнобой! А в итоге… неразбериха!
Ближний бой! То, чего он опасался, чего категорически требовалось избежать. Потому как беспорядок только на руку противнику! Потому что лёгкие силы русских – миноносцы в оперативной близости, буквально под рукой, в то время как его…
Особенно когда вот-вот упадут сумерки… и ночь.
Ночь ещё не упала. Упала капля, Хэйхатиро почему-то сразу понял – дождя, холодом пробежав по щеке.
Вскинул голову, оглядел по горизонту – совсем незаметно вместе с потемневшим востоком небо затянуло дождливыми тучами.
«Ночь упадёт быстро», – эта мысль несла оправдание, намекала на несостоятельность продолжения артиллерийского боя в клинче… чреватого – и не решился!
Приказа на обострение курса, на сближение не последовало.
Японская колонна продолжала следовать по широкой дуге, садя из всего доступного, пока вражеские порядки находились в разладе и смятении.
Однако эта идиллия избиения длилась недолго… Минуты три, пять…
Вдруг «головной» «Ретвизан» резко повернул на зюйд-ост и, быстро набирая ход, пошёл наперерез, прямо в траверс японскому строю. Тем самым отвлекая, принимая огонь на себя.
«Словно смертник!» – Того снова не замечал боли в раненой руке, вкогтившись в бинокль.
Этот самоотверженный бросок «Ретвизана» лишь прибавил уверенности в правильности решения – держаться от противника на дистанции.
Адмирал не сомневался, что одинокий корабль против всего его отряда практически обречён. Надолго ли его хватит?
Тем не менее «русский» шёл сквозь вздымающиеся водяные столбы будто неуязвимый, подняв большой бурун у форштевня, на полных оборотах вываливая из труб густые клубы дыма, провоцируя, вызывая тревогу угрозой тарана – его траектория пересекалась с хвостом колонны, всё с теми же крейсерами.
Встречный огонь «Якумо» был бешеным, но по результатам совершенно беспорядочным. По «русскому» бил ещё «Сикисима», но так хорошо заметные шимозные фугасы обходили смельчака стороной – японские комендоры в быстросменяемой дистанции не успевали прицелиться, навестись, вовремя произвести выстрел!
– До него двенадцать с половиной! – каркает голос с дальномера, повышая тональность. – Дистанция двенадцать с половиной кабельтовых!
Словно в невозможном замедлении Того видит, как, не выдержав, стал заранее уклоняться многострадальный «Ниссин», несерьёзно попыхивая одинокой шестидюймовкой.
…Слышит противный шелест – откуда-то прилетает снаряд, тупым ударом встревает в палубу полубака «Микасы» и, будто подумав секунды, взрывается, выкинув чёрный столб дыма и ошмётки настила, смрадным дуновеньем и мелкой щепой дотянувшись до мостика.
…Провожает взглядом опадающий всплеск очередного недолёта, уходящий за корму по мере движения «Микасы».
Возглас флаг-офицера, указывающего рукой, снова возвращает внимание командующего на атакующий броненосец. Тот неожиданно отвёл руль, кренясь на циркуляции, оставив все наконец пристрелянное – кишащее всплесками за кормой.
Выписав крутой разворот, вражеский броненосец уходил, разрывая дистанцию, задействовав на отстреливании кормовую башню.
Опустив бинокль, Хэйхатиро Того смотрел ему вслед.
На двенадцати кабельтовых (чуть больше морской мили) движения «русского» казались особенно быстрыми, какими-то… бандитскими. А учитывая, что это корабль водоизмещением тринадцать тысяч тонн, выглядел он как свирепый кабан, особенно когда «проседал» на нос, закидываясь лохмотьями брызг из-под форштевня и целыми накатами волн, заливающих полубак.
«Вероятно, он получил пробоину и набрал воды, – пришла запоздалая мысль, – что не особо и заметно, учитывая, что большинство боевых судов северных варваров обладают повышенной мореходностью. Так или иначе, своё чёрное дело он сделал».
Японский адмирал вновь взялся за оптику, перенеся взгляд на дальние корабли противника… Солнце клонилось к горизонту – выскочив из-под туч, малиновое светило хорошо осветило их, почти чётко очертив.
Вражеские броненосцы успели собраться в кулак… нет – в колонну, но это снова был кулак!
И пусть японский отряд во главе с «Микасой» грозно продолжал движение по большой дуге, явными намерениями давая понять противнику: «Не пущу!»
«Всё? – Это был скорей не вопрос, а утверждение: – Всё!»
Сейчас русский кильватер согласно тактике первой фазы боя, повернув на нужные румбы вправо, пройдёт на встречных курсах, выдержав (а Того не сомневался, что выдержит) короткий бой. И перед ними – ночной простор Жёлтого моря.
Выскользнули!
Разворот вслед японского броненосного отряда – хоть «последовательный», хоть «все вдруг» – попросту запаздывает.
Надо будет догнать врага, вновь завязывать перестрелку в невыгодной конфигурации… а там уж наступает ночь и всё – дневной бой… артиллерийский бой окончен.
К тому же арсеналы японских кораблей, согласно докладам, использованы более чем на две трети.
Можно честно признать свой тактический проигрыш.
Остаётся лишь беречь броню… и кровь.
Хэйхатиро качнуло, замутив в голове – ощутил нечто похожее на похмелье…
