От неожиданности контр-адмирал отпрянул, выдав что-то злое ругательное.
– «Паллада» подоспела. Пытается кидать… – лаконично известили наблюдатели, – недолёты.
* * *
«Всё! – решил Масамичи. – Достаточно!»
«Головной» русский горел по миделю, но не отступал, лупя беспрестанно.
Скаут тоже получил несколько попаданий, однако продолжал висеть на хвосте.
Подпускать «третьего» свежего, что уже бил недолётами – дорого станет. И без того только в «Идзуми» попало четыре снаряда. «Сума» горит… и никак не потушат.
– Отряду на четыре румба вправо!
Японцы отвернули к «весту», показав корму… и будто бы ещё накинули узел-два!
«Паллада» сразу потеряла надежду кого-то достать, безнадёжно отставая.
Огонь стал реже – сказывалась частично выбитая артиллерия. Что у одних, что у других.
– Труханул японец! – радостно воскликнул матрос на штурвале и, увидев недовольно зыркнувшего вахтенного офицера, потупился, пробормотав: – Виноват, вашбродь.
– Что будем делать, Борис Николаевич? – Кривился Рейценштейн, понимая, что дальнейшее преследование ничего не даст. Однако хотел услышать об отступлении из чужих уст.
– Был приказ не увлекаться, – Грамматчиков сохранял невозмутимость, на самом деле не очень жалуя контр-адмирала, потому и не допуская с ним панибратских вольностей, – если бы по меньшей мере одному ход сбить – тогда бы и расправились. А так…
– Согласен. Тем более попаданий более не вижу. Совсем редко и не метко стреляем. Командуйте.
«Аскольд» расцвёл новым флажным сигналом, ложась в циркуляцию.
С небольшим запозданием выписал дугу «Новик», не отказав себе в удовольствии дать «на посошок» всем бортом. И даже попав – сигнальщики зафиксировали взрыв на крейсере, что шёл под адмиральским флагом.
– «Идзуми»! Прямиком ему под фок-мачту всадили!
А тут ещё и беспроводной телеграф прорезался.
– Приказ с флагмана! Требуют немедленного возвращения!
Эскадренным девятиузловым
По уложениям императорского флота России обязанность «пробы» с матросского камбуза лежит на командире корабля, старшем помощнике или на старшем вахтенном.
Сегодня на начштаба эскадры снизошла блажь – решил провести личную проверку.
Столовались офицеры в адмиральском салоне – туда прямиком кок и подал поднос с парящей тарелкой.
Впрочем, Матусевич к ритуалу-правилу явно собирался подойти формально, однако распробовав борщец, причмокнул:
– Оставь голубчик, довкушáю.
Офицеры, гомоня за столом, первым делом открывали бутылки, хлопая пробками, хрустально позвякивая бокалами.
– Господа, дозвольте поднять тост… Бог весть, за успех, – стараясь быть будничным, провозгласил Матусевич. – Того, злодей наш противостоящий, так и не обозначился. Очевидно, пострадал не меньше нашего…
– Ох, не накаркайте, Николай Александрович, – стуча по дереву, улыбался свежеперебинтованный лейтенант Ненюков, – ещё не вечер.
Наверху свистали-досвистывали боцманские и унтер-офицерские дудки… Матросы гремели мисками-ложками, располагались кто где, повахтенно чередуясь, иные прямо у орудий, балагуря, – все наслаждались временным спокойствием.
Добавляло своего вкуса это «временное подвешенное»… да кто из матросиков в такие психологические материи вникал по необразованности. Может только что на подсознании, непроизвольно…
А так… Ну, нема спокойствию!
Едва сменились свежим глазом на «марсе», так сразу и озадачили:
– Дымит, кодысь, кто-то на горизонте! Аккурат по курсу!
«Вытащили» начальство из застольного комфорта. Им – «вашбродям», чутка разомлевшим да хмельным, бравирующим с шипучки французской, нос «Цесаревича» так и вовсе «моцной грудью разбивал волны»!
Но как бы там ни взбреднуло Матусевичу со своих польских кровей про «моцный», беспечное быстро выветрилось из головы:
– Что видите?
К тому времени не вдруг, но незаметно горизонт подёрнуло маревом. Тянуло зябкой сыростью. Естественно, видимость упала.
– Далече ещё! – кричали с раскачивающегося марса смельчаки. – Двое их вроде было… да маята проклятущая наползла.
Тут как одно к другому сложилось – с «Бойкого» отмахали флажно, что, де, «машины починили, и ход необходимый дадут».
– Так тому самый резон – послать предупредительной разведкой миноносец, – предложил лейтенант Ненюков.
Матусевич, как и не услышал, сменил бинокль на зрительную трубу… впрочем, и ею неудовлетворённый. Водил туда-сюда – то в направлении, где марсовые чужаков углядели, то пытаясь отыскать канувшие за линию крейсера Рейценштейна.
– Я по надежде вдруг подумал, что это могли быть передовые корабли Рожественского. Но – нет! По времени, очевидно, не стыкуется.
– Простите, – несколько бестактно перебил Иванов, – но у Зиновия Петровича три броненосца и…
– И доброволец «Рион», например. Или что-нибудь призованное, – чуть недовольно повысил голос контр-адмирал, – но не о том речь! Ежели там впереди дозор японцев… резон их крейсерами отогнать. Посему зазывайте телеграфом «Аскольд» со всей компанией обратно. А «Бойкий»… ладно, пусть сбегает, осмотрится.
Миноносец обогнал эскадру и шустро умчал вперёд, оставляя в небе грязный, недолгий, гонимый ветром дымный хвост.
Вскоре судёнышко мягко растворилось в сизой пелене.
Минут сорок было спокойно.
– Кажись, стреляют! – неуверенно пробасил старшина сигнальщиков, чуть наклонив голову, прислушиваясь.
На мостике флагмана напряжённо ждали, выглядывая в оптику.
– Вот там! – указал Ненюков. – Чуть правее!
Там, чуть правее, действительно что-то замаячило – тёмная размытая точка…
Миноносец словно выпрыгнул из тумана, белея буруном и отчаянным проблеском ратьера. Вокруг него вставали белыми столбиками всплески от падения снарядов.
– Японцы!
– Что он сигналит?
– «Собачки»! – коротко перевёл сигнальный старшина.
Японские крейсера проглянулись едва-едва… серыми абрисами, заходя с большим интервалом по фронту, как две кусучие мухи. Вспышки выстрелов были почти незаметны, лишь дымом тянуло от бортовых залпов.
А вот для «Бойкого» они оказались сравнительно рядом. Миноносцу по виду было несладко. Он то и дело совершал лёгкие коордонаты, уклоняясь от накрытий, однако оторваться от преследователей никак не получалось.
– Не вытягивает на ходу, – волнуясь, с досадой, зло щерясь, комментировал старшина, – не в добро машины видать, мать их растак, починили. Забьют супостаты.
