– Фантазии! Погоди, а ты…
– Я ж в художку ходил, – Вадик дёрнул головой, дескать «не отвлекай», – моя фантазия бродит далеко! Помню, как-то ради прикола жене сказал… бывшей: улететь бы на Марс, пусть в один конец, лишь бы… в общем, как говорится, «увидеть Париж и умереть»!
Бесспорно – фантазии, но ведь увлекательно. Только представить – другая планета! И ты топчешь эти неведомые пески и камни, смотришь на чуждый горизонт сквозь стекло скафандра!
В конце концов, это был бы поступок! Нежели прозябать остаток жизни за пивом.
– А она? – Уточнил: – Жена?
– Нет – говорит. Ребёнка хочу, говорит.
– Она права… права в своей природной логике.
Вадик отмахнулся, де, «погоди ты, не сбивай», быстро налил и, не чокаясь, махнул до дна:
– И вот представь – мы попадаем, боком, раком ли… да, не на Марс! Это даже по-своему лучше, чем Марс! Тут жить можно! Такой шанс выпадет, бляха-муха… да это даже не шанс! Это невероятие! Детское чудо! И что?! Меня опять начинают строить. Родители учили, запрещали, за меня решали: это делай так, это – эдак!
Жена помыкала, потом бросила… А я хочу сам за себя решать! Как в детстве, помню: мальчишки старшие учили, учили на велике ездить. Ни фига не получалось! А я рано утром втихую вышел во двор, нажал на педаль и поехал! После этого и понял великое целебное слово для психики – «я сам»! Я не спорю и верю – у кэпа благие намерения, но… могу я делать то, что хочу?! Давай ещё по одной.
Возбуждённый, захлёбывающийся своими эмоциями собутыльник ещё что-то говорил, говорил, сумбурно перескакивая… о своих оставшихся там детишках (троих!), снова о стерве-супруге, о несбывшихся мечтах и опять о каких-то бабах…
Но стармех его почти не слушал, чего уж… по второму, третьему, а теперь и вот тебе – пьяному разу.
Петрович завидовал. И не абстрактным бабам, коих перепробовал по жизни Вадик, от которых теперь только и все впечатления, что «галочки» в списке. Другому завидовал… не зло, по-«белому», может, чуть печально по хмельной душевности.
Он (да пусть так и останется – Петрович)… он в детстве зачитывался «Порт-Артуром», «Цусимой», лепил из пластилина броненосцы-кораблики. Потом увлечение не пропало, с приходом интернета только во вкус вошёл – старые фотографии, документы, фотоподлинники! А следом, вторым дыханием и третья волна – альтернативки-читалки, форумы, обсуждения и даже под седину попытки чего-то своё изобразить, клацая по «клаве».
И тут, как ком снега на голову!
Вдруг оказаться не то что рядом, а в самой гуще, в самом непосредственном контакте с этим хобби – интересным прошлым.
Волосы ерошил в потрясении на затылке!
И такая досада!
Ладно, начальство… пёс бы с тем Николашкой, но с Дубасовым лицо в лицо довелось пообщаться, на Рожественского посмотрел (в негативном предубеждении). А Вадик так и вообще… все три броненосца посетил, устанавливая всякую электрику – переходники, преобразователи на переменный ток. Можно сказать, руками щупал. По палубам, трапам ходил. С настоящими гальванёрами, мичманами, унтерами Российского Императорского флота перекуривал. Вдыхал жар котельных и, так сказать, настоящий запах истории.
А ему, Петровичу, по-видимому, так и торчать в недрах атомохода. Поскольку узкий и ценный специалист.
И вот теперь Вадик совсем огорошил.
Зрел, зрел, болтологией занимался, и на тебе – решился. Решил.
Собрался свинтить с ледокола. Ни много ни мало на эскадру Рожественского.
Влиться во все «прелести» боёв русско-японской.
И не боится же, чертяка!
А вот сам Петрович, в возрасте «за два года до пенсии», при всём желании, без оглядки и башки ломануться в быт другой эпохи не рискнул бы.
Старый стал… задор и дурь уж не те. И профответственность другая, как ни крути.
Чёрт! И всё же…
– Воля твоя, Вадик, но свинью ты кэпу своим побегом подложишь. Может, официально отпросишься? Заявление подашь… впрочем, глупость, конечно.
– Так я ж не к врагам! К своим!
– Смотрю я на тебя – сорок лет, а пацан ты ещё. В детстве мы верили, что будем жить вечно, да только совсем не думали об этом, гоняя голыми пятками по дворам. Сейчас…
Да ты понимаешь, что если станут тонуть «утюги»… – На «утюги» покривились оба. – Тебя могут и порешить… свои же, чтобы в плен не попал, так как ты сам по себе ценный компромат-артефакт.
– Понимаю.
– И ещё, – всё же пытался отговорить, – ты там кому-то нужен? Что ты можешь предложить?
– Я на «Князе Суворове» нормально так с Коломейцевым… язык общий нашли. А он у Рожественского флаг-офицер. Капитан второго ранга. У меня в ноуте…
– Зачем тебе ноут? Рожественскому столько в бумаге с принтера передали (мы ж с тобой и формировали), что хватит на лет пять смаковать.
– Я решил!
«Ямал». Где-то в районе Великой Сибирской полыньи
– Что там у тебя с попом приключилось?
– Так шастает где не надо, – хмыкнул Шпаковский, – он, ясное дело, постучался… А я ж не слышу!! Тут пауза между треками – он, видимо, за приглашение «войти» принял. Ну и вошёл. Потом летел по трапам, ужаленный децибелами.
– И прямиком ко мне, – тоже не сдержал улыбки Чертов, – «бесовская музыка»!
– Наезжал? – удивился Вадим Валерьевич.
– Ещё чего. У него другие методы. Говорит: «по музыкальной гармонии можно понять духовный мир поколения».
– Ха! Не лишено разумности. Поставить бы ему рэп… да ещё какой-нибудь доморощенный россиянский – бесталанный полудебильный речитатив, тут уж точно бы проникся деградантами от музыки. Вообще меня удивляет! Я хоть парням и говорил (всем в экипаже довёл), чтобы думали, прежде чем что-то языками ляпать! И чтоб видео всякие с фильмами из личных запасов напоказ нашим «туристам» фильтровали! Но неужели ни один шутник ещё не поставил батюшке жуткие ужастики или чего-нибудь типа «Порнократии»?
– Не такие уж они безвинные в эти времена были. Ничего страшного. Правда, это пока мы на своей территории. А ступим на землю, под скипетр, тут-то за нас и возьмётся инквизиция.
Андрей Анатольевич махнул рукой, дескать «ладно уж», переводя тему:
– Что там у нас по беженцу?
– Авелану сообщили, – начал отчёт начбезопасности, зачем, собственно, и явился, – только если этот тип, Тютюгин, окажется на эскадре, думаю, Рожественский и без наших воплей знает, что делать. И понимает всю серьёзность ухода информации на сторону. Будет держать его у себя на флагмане, а то и взаперти. Соответственно, как ноут, так и всякая бытовая артефактная мелочь, что он с собой прихватил, входят в список уничтожения при угрозе захвата противником. Как и сам «беглец-заяц», если что. Только попадёт ли он к Рожественскому? После телеграммы Авелана во Владик, как только «Лена» прибудет в порт, этого путешественника арестуют, и все дела. Под личную ответственность Дубасова.
