Из лекций профессора Томпкинса Стюарт знал о жизни своего крестного практически все. Он очень надеялся, что в статье будет рассказано о происхождении Маркуса и о том, с чего он начинал. Однако так же, как и в лекциях, в статье не было ни слова о жизни Брэнда до пятидесятых годов, когда он занялся недвижимостью и приобрел транспортную компанию. Создавалось впечатление, что Маркус появился на свет уже полностью сформированным магнатом. История его юности и годы учебы были для всех тайной, покрытой мраком.
В конце четвертой страницы Стюарт нашел параграф, который привлек его внимание: «В пятьдесят восьмом году в возрасте двадцати шести лет Брэнд женился на Люси Макферсон, единственной дочери шотландских землевладельцев, имевших поместья в Ангусе и Сатерленде.
Их семейное счастье продолжалось меньше года, когда в результате трагического несчастного случая Люси погибла в автокатастрофе. Позднее выяснилось, что один из водителей, работавших в компании Маркуса Брэнда, сел за руль в состоянии сильного алкогольного опьянения. Брэнд никогда не женился повторно».
Стюарт недоумевал: его отец был пьян? Его отец был в ответе за гибель миссис Брэнд? Эта мысль поразила его до глубины души. Теперь-то он понял, почему мать всегда избегала разговоров на эту тему. Джин рассказывала Стюарту, что машина его отца вылетела с дороги и врезалась в дерево, но при этом она забыла упомянуть, что человек, сидевший за рулем, был в стельку пьян.
Стюарту казалось, что он никогда больше не сможет смотреть в глаза Маркусу. У него не оставалось сомнений: теперь он знал все. Но он не мог понять, почему крестный отец столько раз приглашал его, живое напоминание о тех печальных событиях, к себе в гости. Когда Маркус представлял его как сына героя, это была всего лишь шутка? Если бы Рон Болтон остался в живых, его непременно привлекли бы за непредумышленное убийство.
Стюарт не помнил, как вернулся домой. У него больше не было работы, а главная иллюзия всей его жизни наконец-то исчезла. Он понимал, почему мать скрывала от него правду, но все равно чувствовал себя обманутым.
Джин была на кухне, она жарила лук для запеканки с мясом. Стюарт положил журнал перед ней, открыл статью про Маркуса и сказал:
— Я знаю про папу. Он был пьян, не так ли?
Мать грустно посмотрела на него:
— Да, боюсь, что вес было именно так. Ему нельзя было садиться за руль той машины.
— Тогда почему он сделал это? — неожиданно для самого себя разозлился Стюарт. — Он просто убил жену Маркуса.
Джин не могла смотреть ему в глаза, она отвернулась и тихо сказала:
— Стюарт, не лезь в эту историю. Это ни к чему не приведет. Я уже двадцать лет пытаюсь забыть все. Ни к чему ворошить прошлое.
— Просто нужно было рассказать мне обо всем.
— Может быть, и так. Но я не смогла найти подходящий момент. У тебя все хорошо складывается на работе, ты так стараешься… Я не хотела разочаровывать тебя.
— Какая ирония… — ответил Стюарт. — Ирония в том, что я узнал об этом после того, что случилось сегодня днем.
Вспомнив о важной встрече с начальником, Джин спросила:
— Ах да. Как прошла беседа? Мистеру Клеггу понравились твои предложения?
— Так понравились, что он меня уволил.
— Ох, Стюарт, дружочек мой! И это при том, как ты старался для них… — Джин Болтон всегда сильно переживала за сына и теперь испытала мучительную боль. Она была уверена, что если кто-то и заслуживал лучшей доли, так это он.
Тем вечером Джин и Стюарт засиделись дольше обычного, они обсуждали, что делать дальше. Все решения Стюарт всегда принимал сам. Ему было трудно прислушиваться к чужим советам: в Бирмингемский университет и позже в «Шиплейк и Клегг» он пошел по собственной инициативе, не посоветовавшись с матерью.
Джин обратила внимание сына на то, что большинство авторов книг, которые читал Стюарт, когда-то учились в школах бизнеса. Все они писали в своих биографиях: «Обучался деловому управлению в Массачусетском технологическом институте», в Гарварде или Уортоне. Джин понятия не имела, о чем шла речь, но была уверена: если кто-то смог вынести из этого пользу, то и Стюарт тоже сможет. А теперь у него появился прекрасный шанс. Им стоило подумать об учебе в Америке.
Когда Джин рассказала ему о своем плане, Стюарт рассмеялся:
— Неплохая идея, мама. Ты хотя бы представляешь себе, сколько там стоит обучение? Чтобы поехать туда, нужно быть миллионером. Большинство американцев не может позволить себе этого, а живут они гораздо лучше нас.
— Думаю, у меня хватит денег, — спокойно ответила мать. — Я всегда жила очень скромно, поэтому мне удавалось откладывать немного на черный день. Я открыла специальный счет на твое имя, и мне кажется, ты будешь удивлен… — Она назвала цифру, и у Стюарта отвисла челюсть.
— Просто поразительно, сколько остается денег, если покупать овощи на рынке, не пить и не курить, — последние слова она произнесла с особым выражением. Джин почувствовала запах табачного дыма, исходивший от Стюарта.
— Мама, я никогда не смогу воспользоваться этими деньгами. Это все твои сбережения.
— Вовсе нет. Это твои сбережения. Счет открыт на твое имя. Я откладывала деньги, чтобы подарить их тебе в день, когда ты женишься, но если тебе хочется потратить их на бизнес-школу — что мне нравится гораздо больше — так тому и быть.
Глава 12. Ноябрь 1979 года
Сэффрон приняла дозу и, ложась спать, поклялась себе завтра же бросить наркотики и найти работу. Она жила в квартире на третьем этаже на Гледхау-гарденс. «Я продержусь с понедельника до пятницы, — сказала она, глядя на себя в зеркало, — и больше никогда не прикоснусь к этой дряни. Теперь если я и буду что-нибудь пробовать, то только по выходным. Ни за что — ни за что — я не нарушу этой клятвы».
За последние пять месяцев, что она провела в Южном Кенсингтоне, Сэффрон уже не раз произносила подобные клятвы. Но жизнь в Гледхау-гарденс не оставляла ей шанса — сдержать обещание было практически невозможно. Каждый день она просыпалась в апатии от ночного «Могадона» или пары сигарет с героином, которые были необходимы, чтобы успокоиться после дозы кокаина. Никто не вставал раньше полудня; проснувшись, соседи Сэффрон — Перегрин, Руперт и Сим — выползали на кухню, варили кофе и вяло спорили, кому идти за молоком. К ним беспрерывно заглядывали гости, желавшие купить у ребят наркотики, поэтому весь день домофон не умолкал ни на минуту. Сэффрон всегда думала, что этим ее новое жилище радикально отличалось от «Касбаха», марокканского ресторана в Полцитс, который окончательно разорился к концу лета.
С Перегрином она познакомилась в свою первую ночь в Лондоне. Он пригласил Сэффрон в «Посольство» — ночной клуб на Албемарль-стрит, — где ее сразу же заворожили хром, черная кожа, атмосфера, длинный бар, музыка и изысканные манеры Перегрина и его друзей, рядом с которыми старые приятели из Полцита казались недалекими деревенщинами.
