Она сразу же переехала на Гледхау-гарденс, считая себя девушкой Перри, хотя сексом ей приходилось заниматься со всеми тремя. Каждый вечер они ездили к реке, в паб «Полевая мышь» на Мильман-стрит, где всегда ошивались торговцы, и мальчики занимались делом.
Очень скоро Сэффрон стала частью сообщества Гледхау-гарденс. Красота помогла ей в этом. По ночам они часто ездили в «Посольство», тогда Сэффрон надевала самые обтягивающие платья ярко-красного, оранжевого или бирюзового цвета, а сверху — старую кожаную куртку Перри. После шести дорожек кокаина она могла танцевать, не уходя с площадки, до четырех утра. Ее возбуждали музыка («Пора веселиться… Вперед!»), порошок и волшебная жизнь Лондона.
Сэффрон прожила с Перегрином уже полгода, но практически ничего не знала о нем. Скорее всего, он был богат — ведь у него была своя квартира и он никогда не работал (если не считать мелких сделок с наркотиками). Родители Перри жили, кажется, где-то в Бекингемшире, но он редко ездил к ним в гости, а когда уезжал из города, не брал Сэффрон с собой. На вид ему было около тридцати, но Сэффрон никогда не спрашивала его о возрасте. Каким-то странным образом повседневные потребности наркомана — поиски наркотика, ритуал вдыхания героина с фольги и постепенное чувство удовлетворения, которое он приносил, — занимали практически все время, и у нее не оставалось никаких вопросов.
Ее знакомство с миром наркотиков в какой-то момент стало неизбежным — кокаин и героин были неотъемлемыми элементами культуры, к которой она отныне принадлежала, здесь они играли такую же роль, как «Сан-Миг» для Чарли Крифа, переехавшего в Гонконг.
В любом случае, Сэффрон не надо было долго уговаривать. Еще живя в Полците, она регулярно курила травку, сидя на пляже и скручивая сигареты под шум прибоя. Мгновенный успокаивающий эффект сильных наркотиков стал для нее настоящей находкой. Всего одна затяжка героина — и все неприятности улетучивались вместе с белым дымком.
Несколько последних месяцев были полны переживаний. Неприятности начались еще до того, как банк нарушил данное обещание и отправил в марокканский ресторан Ниола приставов забрать столы, кухонную утварь, келимы и даже верблюжьи седла на продажу в счет задолженности. Амариллис обнаружила, что беременна. Эта новость не вызвала особой радости ни у нее, ни у Ниола. Они стали беспрерывно орать друг на друга, и однажды вечером Ниол схватил нож и стал гоняться за Амариллис вокруг стола, сшибая все на своем пути. В конце концов, она не выдержала: «Прости, Ниол, но с меня хватит. Собирай вещи, Сэффрон, мы уезжаем отсюда через десять минут». Ниол умолял ее одуматься и даже отвез их с чемоданами до Требертика, где они сели на единственный автобус, который тем вечером уезжал из города — в Порт-Исаак. На следующее утро мать и дочь нашли работу в частном отеле, стоявшем на утесе. Еще через неделю Амариллис стала жить вместе с его владельцем, одиноким алкоголиком с совершенно черными волосами и военной выправкой. Его звали майор Виктор Бинг. «Ради бога, Сэффрон, не рассказывай ему про ребенка, — прошипела Амариллис после первой ночи с майором. — Этот чокнутый, старик еще не заметил мой живот. Я скажу, что ребенок — его». Вскоре после этого разговора Сэффрон покинула Корнуолл и переехала в Лондон.
Ураган наркотиков, постоянно круживший над Гледхау-гарденс, отвлекал ее от неприятных воспоминаний и тревожных мыслей о матери. Сэффрон страстно желала устроиться на работу в один из бутиков или антикварных салонов на Кингз-роуд. Она мечтала работать у Энтони Прайса, который продавал одежду из ткани под шкуру леопарда, или в магазине старинной одежды, где можно было любоваться красивыми платьями. Однажды она даже устроилась в салон Фиоруччи, но проспала и ни разу не появилась на новом месте. В бешенстве от собственного поведения, она поклялась больше никогда не прикасаться к наркотикам, но неожиданно тяжелая ломка — с судорогами в животе и ознобом — оказалась сильнее нее, и Сэффрон не продержалась и одного дня.
Однажды днем зазвонил телефон, и немного раздраженный Перегрин позвал ее к телефону. Сэффрон была удивлена — ни у кого из ее знакомых, даже у Амариллис, не было номера телефона Гледхау-гарденс.
— Сэффрон? Это Барбара Майлс из офиса мистера Маркуса Брэнда, — представился знакомый приветливый голос. — Надеюсь, у тебя все отлично. Мы ничего не слышали о тебе после праздника у твоего крестного.
Сэффрон была слегка смущена. Она на самом деле ни разу не написала Маркусу благодарственного письма, хотя считала это необходимым. В постоянной суматохе «Касбаха» у нее просто не было времени и возможности.
— Семнадцатого числа, в следующий четверг, Маркус приглашает тебя на ужин, — продолжила Барбара Майлс. — Он заедет в восемь вечера, если тебя это устраивает.
— Э-э… конечно, — сказала Сэффрон. — Все просто замечательно.
Появление Маркуса в се жизни наполнило сердце радостным возбуждением и тревожными предчувствиями одновременно. Сэффрон до сих пор не смогла разобраться в том, что произошло шесть лет назад в «Лифорд-Кей». Она никому не рассказывала об этом, даже Амариллис. В ее сознании Маркус занимал особое место, практически был ее героем: он виделся Сэффрон более богатым, большим и сильным и в то же время более опасным, чем другие мужчины. Она понимала, что к четвергу ей непременно нужно завязать и выглядеть безупречно.
Несколько следующих дней выдались особенно напряженными. Перри и Сим получили очень большую партию иранского кокаина, и толпы покупателей топтались в квартире все дни напролет. За каждый проданный пакетик все обитатели квартиры бесплатно получали сигарету или жирную дорожку кокаина. Дни и ночи слились в сплошное серое марево. Люди приходили и уходили, домофон звенел, не переставая, а гостиная стала похожа на приемную хирурга. Двухметровый нигериец, которого все звали доктор Грегори, приехал, чтобы подзаправиться. Вместе с Симом они сидели и курили всю ночь, и когда наутро к ним за дозой кокаина заглянул Джеми Темпл, Сэффрон ничуть этому не удивилась.
— Эй, ты прекрасно выглядишь, — сказал ей Джеми. — Так, значит, вот где ты теперь обитаешь. — Сэффрон кивнула. — Надо как-нибудь сходить выпить. Ты знаешь паб «Полевая мышь» на Мильман-стрит?
Она никогда не употребляла столько героина в столь короткий период. Полностью утратив чувство времени, она за несколько дней ни разу не вышла из квартиры. Кокаин помогал ей проснуться, героин — успокоиться, три-четыре таблетки темазепама или рогипнола — заснуть. Однажды вечером она приняла слишком большую дозу героина, смешанного с тальком или мукой, и никто этого не заметил.
«Бентли» Маркуса остановился перед домом, из него вышел водитель. Подойдя к домофону, Мейкпис пять минут ждал ответа, затем вернулся к машине:
— Не могу понять, что там происходит, мистер Брэнд, — сказал он Маркусу. — Мне ответил какой-то джентльмен, он сказал, что Сэффрон не сможет выйти.
— Ладно, Мейкпис, — сказал Маркус, выбираясь из машины. — Очевидно, что у нас здесь проблема. Пожалуйста, помоги мне высадить дверь.
Маркус стоял на тротуаре и руководил операцией, а Мейкпис пытался выбить дверь. С третьей попытки ему это удалось: коробка разлетелась в щепки, и дверь рухнула в темный коридор.
