Глава третья
«Я вышла замуж за любимого человека».
И придумала бельгийца с огромными усами
1.
Чем-чем, а искусством влюблять в себя представительниц слабого пола младший лейтенант Арчибальд Кристи – высокий, немного сутулый, широкоплечий шатен с голубыми глазами, пушистыми усами, густыми бровями, пристальным взглядом и пробором посередине, как тогда носили, – владел в совершенстве.
12 октября 1912 года на балу у лорда и леди Клиффорд в их роскошном особняке Агбрук-хаус в Чодли мистер Кристи, прибывший из гарнизона, расквартированного в Эксетере, танцевал только с Агатой, нашептывал ей комплименты, после бала отвез на станцию и посадил в поезд, после чего, в отличие от своих менее удачливых и расторопных предшественников, счел разумным не торопить события. Исчез из жизни Агаты не меньше, чем на неделю, а затем, «точно гром средь ясного неба» (прокомментировала Клара), без предупреждения явился средь бела дня с визитом в Эшфилд и, словно извиняясь, сбивчиво рассказал Агате, которую Клара вызвала телефонным звонком с бадминтонной площадки, что «ехал, знаете ли, на мотоцикле, увидел указатель на Торки и решил – заеду на минутку». Агата была рада вдвойне – и тому, что это Арчи, которого она не чаяла снова увидеть, и тому, что это не моряк-подводник, видеть которого ей хотелось не слишком.
Разговорились, и Агата узнала, что родился Арчи в Индии, в семье судьи, который, как и ее дед, разбился, упав с лошади. Что мать после смерти мужа вышла за Уильяма Хемсли, директора Клифтон-колледжа в Бристоле. Что сам Арчи – выпускник Военной академии в Вулвиче и (вот она, романтика, которой так не хватало ее незадачливым ухажерам!) не кто-нибудь, а авиатор, как тогда называли эту экзотическую еще профессию. Что в кармане у него, – сообщил лейтенант, скромно потупившись, – сертификат Королевского авиаклуба за номером двести сорок пять и что на днях он подал заявление в королевский авиационный эскадрон. Арчи с упоением рассказывал Агате об аэропланах, о том, какое это несказанное наслаждение – взмывать в воздух «навстречу солнцу и облакам», – и Агата живо себе представила, как она бесстрашно садится вместе с Арчи в двухместный аэроплан и надевает шлем и защитные очки, которые, какие могут быть сомнения, ей очень пойдут.
Перед уходом Арчи пригласил Агату поехать с ним в следующее воскресенье на концерт в Эксетер, а после концерта («Нет, каков наглец!» – отметила про себя Клара) выпить чаю в бристольской гостинице. Услышав, что Клара ни за что не отпустит дочь на концерт абы с кем и уж тем более не разрешит Агате таскаться поздним вечером по гостиницам, Арчи тут же, нисколько не смутившись и проявив завидное присутствие духа, пригласил Клару к ним присоединиться. Та смягчилась и дочь «абы с кем» отпустила: красавец-авиатор ей, в сущности, понравился, чем-то напомнив покойного мужа. Сказать, что и Агате красавец-авиатор понравился, значит ничего не сказать: в тот же день и час она испытала к «этому чужому человеку» сильное чувство и, в свою очередь, позвала его на новогодний бал в Торки.
Говорил Арчи – не закрывая рта; когда же они через несколько дней встретились снова, внезапно и резко переменился: подолгу молчал, хмурился, был задумчив, вел себя так, словно что-то его гнетет, мешает наслаждаться жизнью и обществом понравившейся ему девушки. А спустя еще неделю с таким же понурым видом явился в Эшфилд и, назвав Агату «ангелом», сделал ей предложение.
Предложение было принято – и это при том, что Агата уже давно была помолвлена с майором Регги Люси, старшим братом ее подружек Бланш, Маргариты и Мюриэл, с которыми Агата ходила танцевать и играла в теннис, а с Регги – в гольф. В дальнейшем, однако, дело застопорилось, свадьба откладывалась из месяца в месяц.
Агата, которая в мае 1911 года вместе с матерью поднялась, не пожалев пяти фунтов, на несколько минут в воздух и натерпелась в аэроплане страху, теперь боялась, что жених разобьется, и настаивала, чтобы он переменил профессию воздухоплавателя – опасную и не сулившую ни денег, ни славы. «Рад был твоему письму, – отвечал ей Арчи, – но не летать не могу».
Арчи смущала бедность невесты, а также то, что он сам пока не в состоянии содержать семью; в то же время он очень тяготится тем, что свадьба откладывается:
«На прошлой неделе, – пишет он невесте, – мне было не по себе: меня не покидала мысль, что тебе будет лучше, если я никогда тебя больше не увижу, и я боялся тебе об этом сказать. Но теперь весь мой пессимизм в прошлом, я уверен, что всё у нас будет хорошо… Настанет день, когда у нас будет свой дом, мы будем жить как в раю и никогда не расстанемся, ты будешь бедна, но я буду любить тебя и ухаживать за тобой».
После долгих проволочек свадьбу, наконец, решено было сыграть осенью 1914 года, но летом началась война, и в августе (с памятного бала в Агбрук-хаус прошло уже почти два года) третий авиационный эскадрон Арчибальда Кристи был переброшен с авиабазы сначала в Саутгемптон, а потом, спустя неделю, во Францию, откуда Арчи пишет невесте жизнеутверждающие, шутливо-любовные письма:
«Приходится ждать, когда вступим в дело, но всё готово. У меня – это чтобы тебя порадовать – в кобуре револьвер и полно патронов в патронной сумке. Ты ведь не будешь отчаиваться, правда, мой ангел? Сидеть без дела невесело, но всё кончится хорошо, если мы не спасуем. Помни, я всегда буду тебя любить, больше всех на свете».
Вслед за женихом начинает жить военной жизнью и Агата: пошла на платные курсы ДМП (добровольной медицинской помощи) и, закончив их, устроилась в военный госпиталь, развернутый в Торки, в помещении городской ратуши, – на первых порах уборщицей, а потом санитаркой, неумелой, но энергичной, неунывающей. И впервые в своей благополучной 24-летней жизни насмотрелась на слепых, безногих, безруких; идя поздно ночью через весь город в Эшфилд, она живо представляла себе, как в один прекрасный день с забинтованной головой и перебитыми конечностями из Франции привезут умирать и ее Арчи. Радовало только одно: она выполняет свой долг, делает нужное, богоспасаемое дело.
«С самого начала, – говорится в «Автобиографии», – мне нравилось ухаживать за ранеными, эта тяжкая доля давалась мне легко, и я всегда – и тогда, и потом – считала, что это одна из самых востребованных, необходимых профессий на свете».
У Арчи тем временем дела идут неплохо (если на войне может быть неплохо), он смел, инициативен, в декабре его производят в капитаны, о чем он написал в одном из своих не слишком частых писем, начинавшихся с неизменного словосочетания «ангел мой».
Он извещает невесту, что под Рождество должен приехать в Лондон в краткосрочный отпуск, – и Агата, запасшись многочисленными туалетами, в сопровождении матери отправляется на свидание с женихом в столицу. Надежды на радостную встречу, однако, не оправдались: Агата и Арчи друг от друга отвыкли, общаются с трудом.
«Нам приходилось, – вспоминает Агата, – учиться общаться заново… Меня раздражали его небрежный тон и какая-то нарочитая, искусственная оживленность, почти веселость – мне, дескать, море по колено».
Она заговорила было о свадьбе, но Арчи, помолчав, ответил, что сейчас не время, и отшутился: «Летишь, а навстречу тебе снаряд. Встретились, поцеловались – и ты молодая вдова!»
