Пока мы рассматривали трофеи, к нам успели присоединиться Панин с Безе. Федька за то время, что мы с ним не виделись, изрядно похудел и осунулся, а вот француз, напротив, казалось, стал еще более дороден и улыбчив.
– Здорово, брат! – похлопал я по плечу своего бывшего рынду. – Что-то ты вчера рано ушел. Или угощение мое тебе не показалось?
– Прости, великий государь, – повинился полковник, – уж больно голова разболелась.
– А что такое? – встревожился я. – К доктору ходил?
– Да ну его, – поморщился парень, – скажет опять лежать неделю, а тут голову приклонить некогда, не то что лечь!
– Как твои подчиненные себя показали?
– По-всякому, – не стал кривить душой Панин. – Кое-кого пришлось на башку укоротить, а иные служили честно.
– И в бою не оплошали?
– Дрались как черти, тут ничего не скажу!
– Хорошо, коли так. Как думаешь, многие из них на службе останутся?
– Из тех, кто уцелел, дай бог, половина. Все же они люди разбойные по большей части. Им прямая дорога в казаки.
– А донцы их примут?
– Да кто их ведает? Низовые точно нет, а вот в верховьях, пожалуй, что и возьмут. Разве что…
– Говори!
– Война-то еще не закончилась, – помялся Федор. – Коли ты своей царской милостью им жалованье доброе положишь, а сверх того зипуны позволишь добывать, так они от эдакой службы ни за какие коврижки не откажутся!
– Ладно, о сем еще будет время поразмыслить. Лучше скажи, чего сам за верную службу желаешь?
– Государь, – вздохнул Панин, – все, что у меня есть, все от твоих щедрот! Ни по роду, ни по разуму моему не видать бы мне таких высот. Чего же мне еще просить?
– Ну не знаю, я, грешным делом, полагал, ты домой попросишься с женой повидаться, детушек понянчить…
На лицо моего верного слуги как будто пала тень. Судя по всему, домой его не тянуло. К тому же Пушкарев, знавший все московские сплетни, перед отъездом рассказал, что из панинского дома вместе с ним исчезла пленная турчанка. Что по этому поводу думала Федькина благоверная Ефросинья, догадаться нетрудно. Хотя кто я такой, чтобы его за аморалку осуждать?
– Хотя сейчас не до того, тут ты прав, – продолжил я. – В общем, выбирай. Люди у тебя имеются. Хочешь, будет тебе драгунский полк, а нет, так возьми под свое начало любую из захваченных турецких галер. Время подумать есть. До вечера.
– Благодарю, государь, – поклонился сразу посветлевший Федор.
– Ну а что скажет мэтр Безе? – повернулся я к французу.
– Для начала позвольте мне еще раз поздравить ваше величество с победой, – льстиво улыбаясь, заявил провансалец. – Причем с двойной. История сохранила нам немало славных имен отличившихся в войне на суше или на море, но вам, сир, удалось превзойти всех, ибо воинская удача сопутствует вашему царскому величеству среди любых стихий!
– Бог мой, сколько патоки, – ухмыльнулся я. – Учись, Федя, как надо, а то так полковником и помрешь. Впрочем, благодарю вас, месье!
– Но, как говорят ваши подданные, сир, делу время, потехе час, – правильно понял мой настрой инженер. – Вчера, едва окончилась битва, я и другие офицеры нашего régiment de chasseurs
[2], получив прямой приказ notre colonel
[3], занялись оценкой полученных трофеев и урона, нанесенного крепости. Вот здесь у меня краткий список повреждений цитадели и меры, необходимые по их исправлению. А также план по улучшению укреплений в соответствии с современными требованиями. Работы предстоит много, но, клянусь честью, результат превзойдет самые смелые ожидания! Кстати, недостающую артиллерию можно позаимствовать из трофеев. Я, с вашего позволения, взял на себя смелость составить небольшой реестр захваченного. Не угодно ли ознакомиться?
– Дайте-ка сюда, – заинтересовался я. – Да ты, мон шер, времени зря не терял!
– Счастлив служить вам, сир!
Список захваченного и впрямь получился впечатляющим. Помимо пушек, было захвачено немалое количество пороха, свинца, продовольствия и иных припасов. А еще шатры, множество оружия как холодного, так и огнестрельного, и все это ушлый француз успел пересчитать, записать и даже прикинуть, что и где можно использовать.
– Понадобится много народу, – хмыкнул я, осознав масштаб предстоящих работ.
– Заставьте работать пленных, – пожал плечами Безе.
Повернувшись к Панину, похлопал его по плечу:
– Что ж, Федя, опять ты молодец. Хвалю. Чую, счет мой к тебе все растет и растет, уж не знаю, как и расплачиваться буду, разве что… Скажи-ка мне, друг ситный, имеется ли у тебя наследник?
– Нет пока, государь, только девки.
– Ну, значит, быть им фрейлинами при моих дочках. И смотри у меня, приказываю тебе произвести хотя бы еще одного Панина на свет! И коли даст Бог сына, то быть ему моим крестником!
Молодой полковник едва не пал на колени, но я удержал его за плечи и лишь крепко обнял.
– Ты это брось, Федор Семенович. При твоих чинах и заслугах ни пред кем более поклоны бить не велю. И вот еще! Учреждаю орден воинский в честь Святого апостола Андрея Первозванного, и первыми его кавалерами будут отличившиеся под Азовом. Стало быть, и ты, полковник и царский стольник Панин! Привилей
[4] тебе сегодня же выпишут, а сам орден, уж не обессудь, как только толкового ювелира найдем. И вот еще что. Раз уж ты так ловок оказался и распорядителен, то временно назначаю тебя начальником над всеми пленными и взятыми трофеями. Пусть твои разбойники сами теперь сторожами станут…
– Как прикажешь, государь.
– А теперь отведите меня в лазарет, надо наших раненых навестить, заодно проверим, как там медикусы о деле радеют…
Поскольку осада благополучно завершилась, полевой госпиталь не стали устраивать в крепости, где большинство строений было превращено в развалины, а те, что уцелели, представляли собой что-то среднее между хлевом и казармой. А, напротив, вынесли на берег Дона, где разбили целый палаточный городок, причем большая часть шатров оказалась из числа захваченных у турок.
Работа эта началась, едва успело затихнуть сражение, и продолжалась до сих пор. Врачей со мной прибыло много, аж четверо, не считая моего личного лейб-медика О’Конора и уже бывшего здесь забавного чеха по фамилии Попел. Да еще почти полтора десятка цирюльников, выполнявших обязанности хирургов. Можете не иронизировать, по нынешним временам это очень кучеряво!
Всю ночь и большую часть дня они отнимали руки и ноги у покалеченных, чистили раны, доставали из плоти пострадавших пули и наконечники стрел, и когда я пришел, практически закончили работу. Не то чтобы они успели оказать помощь всем страждущим, многие успели отойти в лучший мир, так и не дождавшись ее, избавив таким образом эскулапов от лишних хлопот.
