Как это ни странно, на мое появление никто не обратил ни малейшего внимания. Большая часть медперсонала сочла свой долг выполненным, после чего отправилась отдыхать, и лишь Пьер продолжал о чем-то спорить с тем самым чехом, рядом с которым топтался какой-то старик с редкой бороденкой и почему-то в белой чалме.
– Месье, вы – неуч! – тоном, не терпящим возражений, выговаривал своему коллеге О’Конор. – И притащили сюда такого же неуча и шарлатана!
– Что здесь происходит? – удивился я.
– Сир, – склонился в поклоне лейб-медик, – дело настолько пустое, что не стоит вашего высочайшего внимания!
– А точнее?
– Ваше величество, – учтиво начал чех. – Этот почтенный старец османский лекарь. Он попросил разрешения оказать помощь раненым с тем условием, что ему будет позволено врачевать и его единоверцев. Я не счел возможным ему отказать.
– Пока что звучит вполне разумно. А в чем проблема?
– Да в том, что это не врач, а шарлатан. Кстати, как и сам месье Попел! Нет, ну это надо же – отрицать пользу кровопусканий!
– С вашего позволения, я с ним согласен. Наши пациенты в большинстве случаев и так потеряли много крови. Зачем же усугублять их состояние?
– Да вы просто с ума сошли! – всплеснул руками лейб-медик, не в силах слышать подобной ереси. – С меня довольно! Пока жив, я не позволю этому знахарю прикоснуться к страждущим христианам! Пусть даже к таким схизматикам…
– Полегче, месье! – выразительно посмотрел я на вовремя спохватившегося доктора.
– Прошу прощения, – еще раз согнулся тот, – но ваше величество не так меня поняли. Разумеется, я имел в виду этих казаков. Всем известно, что они не соблюдают никаких религиозных обрядов и ведут жизнь закоренелых безбожников.
– Ладно, – сделал вид, что поверил, я. – Скажите, а среди раненых много мусульман?
– Да не так чтобы. Просто несколько знатных пленников, которых не стали убивать даже обычно кровожадные донцы. Очевидно, они рассчитывают на богатый выкуп.
– Ну, вот и славно. Пусть их лечением занимается этот господин… Кстати, как вы общаетесь с ним?
– Нам переводила Нахат, но теперь она куда-то ушла, – развел руками чех, – к тому же он довольно смышлен и понимает знаки…
– Значит, объясните ему знаками, кто будут его пациенты…
– Не трудитесь, повелитель, – неожиданно заговорил на хорошем немецком турецкий врач. – Я понимаю ваш язык.
– Твою ж мать! – не смог удержаться я, перейдя от удивления на великий и могучий.
– Нет, этого я не разберу, – прислушался турок. – А вот наречие франков, на котором говорит тот господин, мне знакомо.
– Каков мошенник! – округлил глаза никак не ожидавший подобного О’Конор.
– Как вас зовут?
– В Стамбуле меня все называют Бахтияр-ага.
– Вы действительно врач?
– Волею всемогущего Аллаха.
– Что ж, вы слышали мой приказ. Посмотрим на результаты вашего лечения.
– Благодарю, мой повелитель. Мне приходилось слышать о ваших воинских талантах и великой учености. А теперь я, ничтожный, смог убедиться и в вашей непревзойденной мудрости!
– А ты сам, Попел, кроме кровопусканий, чем еще лечишь раненых?
– Ваше величество, со всем моим почтением… – начал, вскинув голову и мгновенно разгорячась, чех, но, видимо, разглядев в моих глазах иронию, выдохнул и, проведя ладонью по усталому лицу, неожиданно продолжил: – Ваше величество, когда я только прибыл в Россию, меня просветили относительно ваших требований относительно врачевания. Признаюсь, это несколько озадачило, да и коллеги проявляли по этому поводу некую долю пессимизма. После начала осады мне досталась очень обширная практика. И тогда я подумал, что следует заносить результаты лечения и моих наблюдений в особый журнал. Этим утром я вчерне свел все в одну таблицу – в ней лишь цифры. Но я хотел бы с вашего высочайшего соизволения написать полноценный трактат и опубликовать его. Ибо польза от нововведений очевидна!
– Это весьма любопытно, пан Вацлав! Дайте-ка посмотреть. – Я пробежал раскрытую страницу, исписанную ровным убористым почерком, глазами и кивнул. – Доля выживших после операций на удивление высока, а гангрена начинается только в одном случае из восьми! Верно ли я помню, что обычно счет идет один к одному?
– Да, ваше величество. И даже больше. Хорошо, если один из трех выживает.
– Весьма похвальные результаты! Пишите ваш труд, господин доктор. И я гарантирую вам, что опубликую его и в Москве, и в Мекленбурге!
Вернувшись на корабль, засел за документы. А куда деваться? Хорошо додумался заранее собрать несколько подьячих для текущей работы. Вот и загрузим их теперь, пущай корпят, чернильные души.
Мысль создать свои ордена и медали для награждения героев витала в моей голове давно. Но все было не до того. А тут и повод, и время подходящее! Все же одно дело отбиваться от врага под стенами Москвы или Смоленска, и совсем иное – разбить сильнейшую армию нашего времени – османов и взять турецкую крепость!
Раз уж начал орденами заниматься, решил разом еще два учредить. Уже, собственно, мекленбургских. Первый назвал орденом Вендской короны. Восьмилучевой белый крест с той самой короной на синем щите и девизом на красном фоне по кругу: Per aspera ad astra. Что означает «Через тернии к звездам». Венды – предки всех славян и сами славяне (вот чухонцы русских до сих пор вендами называют), тут выходит намек на мои рюриковы корни. Этот будет за свершения на мирных поприщах и научных. Для гражданских чинов. Хотя можно и всех награждать. За значительные заслуги и пользу царству нашему! Например, сделать вариант с мечами для военных и без – для чиновников.
И еще орден Грифона – восьмилучевой алый крест с золотым грифоном в центре на круглом щите и двумя черными скрещенными пушками-грифонами внизу. На желтой ленте с красным кантом. Грайфенорден! Altior Adversis – «Выше противящихся». Этот будет военным, за подвиги. Но статус его установить ощутимо ниже Андреевского креста. С него и будем начинать награждать отличившихся в ближайшем будущем.
Раз пошли такие дела, то и памятную медаль решил отчеканить. И казакам ее дать, и своим войскам. Пусть носят с гордостью!
Сочинять ордена занятие хоть и ответственное, но приятное. Как и составление списков награжденных. Но хорошего понемножку. Вызвал своих ближайших соратников для определения планов следующей фазы нашей кампании. Заодно велел и обед принести, а то с утра толком ничего не ел, оголодал как собака. Вот она – царская участь…
Самое просторное и при этом светлое помещение на «Святой Елене» это кают-компания, расположенная в кормовой надстройке нашего галеаса. По-морскому она еще называется ахтеркастль (передняя, соответственно, именуется – форкастль). Поскольку именно сюда выходят двери кают командного состава, именно здесь мы встречаемся, проводим совещания и принимаем пищу. Всего кают четыре: одна моя, вторая фон Гершова, третья Петерсона, в четвертой должен обитать штурман, но ему пришлось переселиться палубой ниже к другим офицерам, поскольку помещение понадобилось для царевича.
