– Зови, – велел я.
Как оказалось, мой бывший рында явился не один, а со своим новым приятелем-чехом и его шебутной черкешенкой. Четвертой была какая-то женщина в восточных одеждах, на которую я поначалу не обратил особого внимания.
– Здравствуйте, господа, – радушно поприветствовал я эту странную компанию. – Присаживайтесь и разделите нашу трапезу. Стола и лавок, правда, у нас нет, но в тесноте, да не в обиде!
Пришедшие степенно поклонились и, не прекословя, устроились на подушках вокруг накрытого дастархана. Царевич с приятелем на секунду тоже оторвались от еды и поприветствовали гостей, после чего накинулись на угощение с новой силой.
– Ну что смотрите, – усмехнулся я, – налетай, пока эти два обормота все не уплели.
– Благодарствую, – колокольчиком прозвенел голос незнакомки, от которого я чуть не поперхнулся.
А та изящным движением скинула с себя покрывало и оказалась очень красивой девушкой, от одного взгляда на которую захватывало дух.
– На здоровье, – только и смог ответить я, наблюдая, как изящные пальчики несмело берут персик и отправляют в красиво очерченный ротик.
– Вкусно? – сглотнув слюну, поинтересовался я, не в силах оторвать взгляд от пухлых губок.
– Очень, – робко отозвалась она, словно осветив своей улыбкой весь двор.
Правда, столь ошеломительное впечатление ей удалось произвести далеко не на всех. Дмитрий, глядя на непонятно откуда взявшуюся девицу, отчего-то нахмурился и, отложив в сторону надкушенное яблоко, спросил ледяным тоном:
– Это кто?!
– Не гневайтесь, государи мои, – вскочил Панин. – Полонянка это освобожденная. Ее хозяин под землей прятал, а мои охотнички сыскали. Дочь это воеводы тульского Ивана Гаврилыча Бобрищева-Пушкина, по несчастью в полон попавшая. Я счел, что не можно такое утаивать от ваших царских милостей!
– Правильно счел, – расплылся я в улыбке, – а как зовут эту красавицу?
– Аленушкой, – прозвенел ее голосок, ударив меня, будто обухом по голове.
– Как? – переспросил я.
– Аленой, – повторила она.
С моих глаз будто пелена спала. Ну, сидит девка, персик хомячит. Ну, красивая, этого не отнять. С чего мне кровь, если не чего похуже, в голову-то ударила?
– Правильно ты все сделал, Федя, – сказал я уже нормальным тоном. – Христианам, муку от нечестивых агарян принявшим, помогать надобно. Кстати, хорошо, что с вами Натаха пришла. У меня тут еще одна полонянка оказалась, да только по-каковски говорит, непонятно. Может, она растолмачит?
– Меня зовут Нахат, – вежливо поправила меня черкешенка.
– А все едино, – отмахнулся я. – Тебе ведь крещение придется принять, чтобы за своего кавалера замуж выйти. Так почему бы не в честь святой Наталии Никомедийской? Благо ее именины в конце месяца!
[21]
– Замуж? – отшатнулась она, а что-то жевавший Попел так и застыл с открытым ртом.
– А вы думали, я забыл, как чуть с калмыками не поссорился? Может, этот самый Дайчин-Хошучи потому и не пришел, сто чертей его матери! Эй, кто-нибудь, приведите ночную пленницу! Если, конечно, она там от вашей заботы не загнулась…
– Еще одну! – покраснел, как вареный рак, царевич.
– А мне умыться принесите, – продолжил я, не обращая ни на кого внимания. – Душно что-то тут.
Один из денщиков мухой метнулся за требуемым и уже через минуту стоял подле меня с полным кувшином воды и чистым рушником.
– Фух, хорошо! – отозвался я, ополоснув физиономию, после чего обернулся к Михальскому и негромко спросил: – Что это было?
– У вашего величества давно не было женщины, – так же тихо отозвался тот.
Глава 8
Если бы кто-нибудь сказал Попелу, что он влюбился в Нахат, он бы, верно, рассмеялся этому человеку в лицо, ибо воспринимал ее не как девушку, а скорее как друга или даже боевого товарища. Мужская одежда, в которой ходила черкешенка, весьма этому способствовала, поскольку не позволяла видеть в ней предмет для воздыханий или чего-то большего. И даже тот дурацкий случай, произошедший на пиру по поводу снятия осады с Азова, мало что изменил. Он хоть и вынужден был назваться женихом, но иначе не было никакого способа выручить ее от варварских домогательств сына калмыцкого тайши.
Но сегодня Попел вдруг сообразил, что рядом с ним все это время была красивая девушка, а он, как последний болван, считал ворон. Впрочем, началось это все еще вчера. Полковник Панин, с которым у чеха сложились вполне приятельские отношения, позвал его и Нахат вместе отправиться к государю, чтобы представить тому найденную среди рабов знатную русскую пленницу.
Надобно сказать, что занятый выполнением своих прямых обязанностей лекарь не успел не то что познакомиться с освобожденной, но даже и толком ее рассмотреть. Тем не менее он согласился, ибо посещение русского царя и его наследника являлось изрядной честью, которую глупо было упускать.
Нахат, разумеется, от предложения не отказалась. В конце концов, она числилась невестой Вацлава, да к тому же в совершенстве владела всеми языками и наречиями, на которых только могли говорить местные жители, и уж одним этим оказалась весьма полезной в любом предприятии.
В целом обед прошел в весьма приятной обстановке. Иоганн Альбрехт вел себя весьма любезно по отношению к доктору и его спутнице. То же можно сказать и о царевиче с его юным придворным. И все шло просто прекрасно, пока освобожденная из плена боярышня не сняла свой платок и не показала всем присутствующим своей красоты.
Его величество, и без того известный своей галантностью с дамами, оказался сражен наповал. Однако и отвыкший от женского общества Попел едва не подавился жареной бараниной, во все глаза наблюдая за прекрасной незнакомкой. Еще минута, и его увлечение могло бы броситься в глаза государю или его грозному телохранителю пану Михальскому, однако врезавшийся в бок мораванину острый локоть черкешенки помог преодолеть это наваждение.
В общем, они вскоре поспешили откланяться, но для Вацлава все только начиналось.
– Какого черта ты пялился на эту девку! – прошипела ему Нахат, стоило им остаться одним.
– И вовсе я не пялился, – попытался возразить несколько смущенный лекарь, но его спутницу было не остановить.
– И что, скажи на милость, вы все в ней нашли?! Чем это она вас очаровала? Своей белой кожей, никогда не видевшей солнца! Руками, не знавшими никакого дела…
– Я просто был немного…
– Ты просто чешский дурак! – подытожила свою обвинительную речь девушка и бросилась вон.
Пожав плечами, так и не поняв, в чем его обвиняют, Попел отправился спать, а утром его снова разбудила Нахат, но, боже мой, в каком виде!
