– Сколько в твоем ертауле сабель? – спросил я.
– С теми, что привел воевода… почти две тысячи. Все хорошо вооружены и на добрых конях.
– А ты что скажешь, господин генерал? – повернулся я к Лелику.
– Три тысячи солдат и стрельцов при двадцати полевых орудиях. Плюс к ним полторы тысячи ратных из освобожденных пленников. В поле их выпускать рано, но на стены поставить можно. Кстати, там тоже есть пушки.
– Бог с ними, со стенами, – отмахнулся я и обратил внимание на Панина, – а у тебя, «гроза морей»?
– Восемь сотен охотников, гребцов, почитай, тысяча, эти уже боем крещенные, сноровку приобрели, оружье, волю почуяли, турка не боятся! Еще у Татаринова четыре сотни казаков. Он из освобожденных от неволи всех донцов и многих черкас запорожских себе сразу забрал. Да, еще греки с полоняниками.
– А сколько всего полону освободил, посчитал? – на всякий случай уточнил я.
– Осемь тысяч, ваше величество, – тяжко вздохнул мой бывший рында.
После возвращения из похода Федька ходил как пустым мешком оглушенный. Другой бы на его месте радовался, вон как удачно все обернулось – и врага разбили, и город его разорили, и добычу, опять же, немалую захватили, а вот поди ж ты… с малыми силами одержал победу, а государь несолоно хлебавши вернулся. И в этом была его трагедия.
Да ладно бы, сам Федька переживал, так нет же. Придворные, от спальников до стольников, прожужжали мне все уши, вот, мол, Панин что творит! Дескать, ходит, похваляется… Царя не уважает! Пришлось пообещать верным моим слугам большое повышение – пойти в бой в первых рядах. Вроде заткнулись, не знаю, правда, надолго ли?
Ну это что, у придворных работа такая – наушничать. Но ведь и с остальными не все так просто. Любой, даже самый малый воевода ставил себя на место Федора и приходил к выводу, что справился бы не хуже. И уж совершенно точно куда лучше распорядился трофеями! Даже фон Гершов, когда слышит про Панина, высоко поднимает брови и демонстративно качает головой. Дескать, за что ему такая удача?
Притом что сам вместе с офицерами из немцев отправил в Кукуй уже не один обоз с нажитым непосильным добром имуществом. И когда вернемся из похода, уж кого-кого, а его с наградами не обижу.
Наверное, только Михальский на своего бывшего подчиненного бочку не катит. Так посмотрел выразительно, только что пальцем у виска не покрутил, мол, куда тебе со свиным рылом в калашный ряд?
– Сколько-сколько? – переспросил я, думая, что ослышался.
– Осемь тысяч, – повторил Федор.
– А на хрена столько?
– Так христианские же души, – развел руками полковник.
– И все русские?
– Всякие, государь. И русские, и грузинцы, и черкесы. Казаков, служилых да иного воинского звания людей с тысячу. Эти почитай что все гребцы бывшие с каторг турецких снятые. Хоть сейчас в дело! Остальные больше из черного люда. К огневому бою непривычные. Таких сразу в строй не поставишь. Учить надо. А пока разве что в посошную рать.
– Вот как?
– Ага. Они у меня три дня добычу на корабли грузили, все пушки со стен, все припасы из города перенесли. Мавну на воду, опять же, спускать помогали, – оживился было полковник, но тут же сообразил, что хвастается, и сконфуженно умолк.
– Так, ну и со мной вернулись еще две тысячи, не считая экипажей. Выходит, татар в полтора раза больше нашего, – подвел я итог. – А главное, конницы мало.
– В открытом сражении мы их раздавим! – решительно заявил фон Гершов.
– В открытом сражении они разбегутся, – поморщился я от кольнувшей боли в ноге. – Ищи их потом по всему Крыму.
– Что же делать?
– А черт его знает, – пожал я плечами, после чего добавил мечтательно: – Вот если бы Джанибек со своими нукерами на приступ пошел, тут бы их всех и перебить.
– Не думаю, что хан решится на такую авантюру, – скептически отозвался фон Гершов.
– Как знать, – не согласился я. – Если будет думать, что местные только и ждут приступа, чтобы восстать и ударить нам в спину, может и решиться.
– Не получится, государь, – не без сожаления в голосе отозвался Михальский. – Наверняка здешние мусульмане уже послали ему гонцов и доложили хану, что у них забрали оружие.
– А ты куда смотришь?
– Вы сами приказали не чинить местным излишних утеснений. Пока не появилось татарское войско, продолжалась торговля, в город приходили обозы с провиантом.
– Ладно. Придумаем что-нибудь другое. Ты, кстати, к черкесам гонцов посылал? Удалось кого-нибудь нанять в службу?
– Людей-то послали, – пожал плечами бывший лисовчик. – Вот только не так это быстро. Даже если ограничиться одними жанеевцами, шапсугами, натухайцами и кто тут еще поблизости живет, нужно объехать все их аулы, оповестить знать и старейшин, и только потом они решат, стоит идти или нет. Дело пошло быстрее, если бы мы послали их князьям достойные дары, но…
– Охренеть! – искренне удивился я. – Тут такая добыча светит, что им и не снилась, а ты предлагаешь еще и поминки слать!
– Восток – дело тонкое! – с легкой улыбкой заметил Корнилий украденной у меня же фразой.
– Интересно, ханы их в походы тоже подарками заманивали?
– Насколько я знаю, нет. Просто если кто-нибудь отказывался, в следующий раз сам становился целью набега.
– Может быть, так и надо? А то, понимаешь, нянчимся со всякими…
– Вот когда мы в Азове да в Керчи крепко сядем, тогда можно будет и по-другому разговоры вести. А пока – толку? Пустыми угрозами делу не поможешь, а только озлишь гордых горцев.
– Тоже верно. А жаль, несколько тысяч черкес сейчас пришлись бы очень кстати. Ладно, война войной, а обед по расписанию. Что там у вас на второе, несите уже! И распорядись, пусть кофе сварят!
Отправляясь в поход, я разрешил Анциферову и Рожкову расположиться вместе с детьми во дворце паши. Рассудив, что места там много, а мне, пока идут военные действия, все равно придется еще не раз сменить резиденцию. В крайнем случае можно и флагманом обойтись, благо все необходимое на «Святой Елене» есть.
Чего я не учел, так это того, что меня ранят. Ноге теперь нужен покой и регулярные перевязки, а вокруг смесь детского сада с пионерлагерем, причем для неблагополучных подростков. И выгнать рука не поднимается, дети и так натерпелись.
Надо отдать должное моим порученцам. Подопечные их напоены, накормлены и обихожены. Ну и одеты, конечно. О последнем следует рассказать особо. Попали к нам подростки, что называется, кто в чем был. Кто в более или менее русских рубахах и портах, кто в татарских обносках, а иные в таком рубище, что нищие постыдились бы надеть.
Сын боярский Рожков, разумеется, постарался раздобыть для них хоть какой-то одежонки, благо в захваченном городе это было нетрудно. Другое дело – мой дьяк. Являясь от природы человеком методичным, Первушка решил обмундировать всех единообразно, для чего с помощью приданных ему стрельцов конфисковал необходимое количество тканей и загрузил работой местных портных.
