– Да, ваше величество. Можно уточнить, о какой сумме идет речь?
– Это мы еще обсудим.
– Как вам будет угодно.
– Но ваш сын будет расти при моем дворе!
– Ему необходимо завершить образование.
– Это прекрасно можно сделать в московской академии. Я пригласил сюда лучших профессоров из Праги, Ростока и Упсалы, и многие из них приняли мое предложение.
– Людям нашего положения требуется двор.
– Разумеется. Я приставлю к нему несколько молодых людей, принадлежащих к лучшим фамилиям России. Так же не возражаю, чтобы компанию им составили их сверстники из Курляндии.
– Мне был обещан полк.
– Помнится, я выделил вам средства для найма кавалерийского эскадрона. Он прибыл с вами?
– Я всегда держу свое слово!
– Очень рад. Тогда нет ничего проще. Как только вы наберете еще людей и развернете эскадрон в полк, я приму ваш регимент на службу. Мы, как вы, вероятно, уже заметили, постоянно воюем. Храбрые солдаты всегда нужны.
– А нельзя ли моему эскадрону присоединиться к вашему победному шествию?
– Хм. Пожалуй, можно. Кстати, вы, случайно, не в курсе подробностей битвы поляков с султаном Османом?
– А вы их не знаете? – оживился Вильгельм.
– Нет, мне доложили только о поражении турецкого войска, но без каких-либо деталей. И даже присягнувшие Шахин-Гераю под Перекопом беи ничего толком не прояснили. Если им верить, воины Кантемир-мурзы и Каракаш-паши почти было взошли на стены крепости, но потом пришли известия о падении Крыма, и татары с ногайцами поспешили отступить.
– В таком случае я осведомлен более вашего величества, – расплылся в улыбке Кетлер, как будто победа над османами была его личной заслугой.
– Сделайте одолжение, поделитесь.
– Охотно. Итак, для начала следует заметить, что ваши татарские информаторы не так уж покривили душой. Поляки и впрямь были в крайне тяжелом положении. К тому же эти, как их – запорожцы и их предводитель со странным именем, как же его…
– Бородавка?
– Да, точно! Все-таки варварский язык. Ну, так вот, этот самый Бородавка хотел увести своих людей, утверждая, что поляки готовы воевать до последнего запорожца, а сами в бой не спешат.
– И что же случилось? – насторожился я.
– В последний момент в лагере казаков появился их бывший вожак – Петр Сагайдачный и сумел убедить их сражаться дальше.
– А что случилось с Бородавкой?
– Кажется, его убили.
– Продолжайте, – помрачнел я.
– Но, несмотря на стойкость польских жолнежей и казаков, османы и татары не переставали атаковать, и однажды их усилия почти увенчались успехом, но дело решила контратака гусар из хоругви великого литовского гетмана Кшиштова Радзивила. Они буквально смяли в последний момент атакующих и заставили их вернуться в лагерь. На повторную атаку султан не решился, опасаясь бунта в своих войсках.
– Значит, пан Кшиштов, – задумался я.
– Вы с ним знакомы? Хотя что это я, он же несколько лет провел у вас в плену!
– Благодарю вас за интересный и поучительный рассказ, кузен, но прошу меня простить. Дел так много, что я не знаю, за что браться.
– Конечно-конечно… дорогой кузен. Вы всегда можете на меня рассчитывать.
Парад и впрямь ожидался грандиозный. Да и как иначе, если такой победы Русь не знала, пожалуй, со времен покорения Казани? Поэтому помимо моих мекленбуржцев и стрельцов в нем должны были участвовать союзные калмыки и черкесы. Дайчин-Хошучи и несколько черкесских князей ради такого дела прислали своих воинов.
Отдельно повезем и взятые в боях пушки, турецкие, татарские знамена и бунчуки, а также захваченных турецких пашей и, конечно же, хана Джанибека. Семьи их разместят в отдельных закрытых возках, а сами знатные пленники поедут на конях. Причем под уздцы их будут вести секбаны.
Пригнали мы и целую орту янычар, чтобы показать столичным жителям диковинных пленников. Но самое главное, вместе с ратниками набрался целый духовой оркестр. Пусть развлекут зевак бравурными маршами под грохот литавр и гудение медных труб. Духовых оркестров пока еще не существует в природе, так что зрелище обещает быть незабываемым.
Кстати, многие янычары восприняли резкий поворот в своей судьбе не то чтобы положительно, но вполне нормально. Ну, плен. Ну, чужая страна, так и что с того? Кысмет! Не знаю, может, помнят, как их насильно забрали из семей для службы султану, а может, просто фаталисты, как многие мусульмане. Но если после заключения мира захотят остаться и служить мне, я возражать не стану.
То же можно сказать и о Джанибеке. Вернись он в Стамбул, ничего, кроме заключения или яда, его не ждет. Ну или шелковая удавка от Шахина. Тоже так себе вариант. Поэтому ведет себя спокойно, неудобств не причиняет, чего никак нельзя сказать о его дальней родственнице. В смысле о Юльке.
Сам виноват, проговорился. Вот бывший хан «племянницу» к себе и забрал. Типа отомстил за Салиху. Я, к слову, собирался оставить Юлдуз в Азове. Девка она, конечно, неплохая, только не люблю я ее. А так молодая еще, нашла бы свое счастье. И вот вам – здравствуйте! К ханскому шатру хоть не подходи. Сидит с постным видом, только глазами жалобно так смотрит, а мне ей и сказать нечего. Иногда песни грустные поет, подыгрывая себе на какой-то восточной балалайке. Тогда вообще хоть в петлю лезь.
Не иначе, наказывает меня Господь за распутство.
А на груди все так же покоится письмо от Алены:
«Здравствуй, мой милый.
Вот уж кой месяц прошел, как мы в разлуке. Все глаза уже проплакала, тебя вспоминая. Была бы моя воля, птицей бы обернулась и полетела к тебе, только бы рядом быть. Иной раз ни спать, ни есть не могу, только о тебе думаю. Знаю, грех это, да только ничего с собой поделать не в силах. Ездила и по монастырям, и по святым местам, да только не отпускает меня хворь сия. Ничего не страшусь, ни гнева Божия, ни молвы людской, лишь бы с тобой быть. Хоть рабой, хоть служанкой черной, только не гони.
Намедни святейший патриарх большую службу устроил о даровании победы христианскому воинству, а я одно молилась, чтобы пули вражьи или стрелы тебя миновали. Ибо если ты голову сложишь, то мне и жить незачем.
Брат Никита Иванович весь в делах. То в Думе, то в приказах. Во все вникает, дабы твоей государевой казне ни в чем порухи не было. Иной раз и по целым дням с ним не видимся, кроме как в церкви, когда о твоем царском здравии всем святым молимся.
А дочери твои, слава богу, здоровы. Евгения с Марфой книжные премудрости постигают, так учителя на них не нарадуются. Говорят, весьма разумные девочки растут. Катюша мала еще, а уже сама бегает. Мамки да няньки за нею еле поспевают. Приехал бы, порадовался на них. Правда, по царевичу Дмитрию скучают, да по Петруше еще. Как узнали, что они своевольно сбежали, обещались вдругорядь и сами так сделать. Я уж им посулила, что батюшка, как вернется, подарков богатых привезет да разрешит гулять с подружками.
