Но, похоже, Броубитера не слишком тронула моя история, и вскоре мы с ним поссорились в Вайоминге. Я стал считать его циником, и, что бы он ни говорил, уже не могло изменить моего мнения. Я слишком устал, пока боролся за свою веру. Теперь я не хотел, чтобы она снова рассыпалась.
Десять минут прошли. Позади кто-то показался, и этот кто-то приближался к моей машине. Я вылез из грузовика и встал, скрестив руки на груди.
– Шен! – сказал я, узнав подошедшего мужчину.
Позади него стояли еще двое – коротко остриженные и в костюмах. Этих я видел впервые.
– Приятель, – начал Шен, – что ты делаешь в Глендейле?
– Я тебе уже говорил – приехал осмотреть и вакцинировать кошку.
Все трое заговорили по-армянски (мне подумалось, что я скоро сам на нем заговорю).
– А не далековато ли ехать ради одной кошки? – спросил Шен и постучал каблуком ботинка по диску колеса.
– Это арендованная машина, – ответил я, показывая на «рейнджер».
Все трое обвели взглядом мой дом на колесах, отметив ржавые болты.
– Ладно, давай попробуем еще раз, – сказал Шен. – Что тебе нужно от Мины? Я видел, что у нее повязка на руке. Ты что, хотел запугать ее или что?
– О господи, нет.
– Ты что, из полиции? Или работаешь на них?
– Я что, похож на копа? Или ты хочешь сказать, то, чем ты занимаешься в моей стране, требует внимания полиции?
– В моей стране… – повторил Шен. – Гм. Ну ладно. Вот смотри. Ты уже полчаса сидишь тут на заправке в машине. Ты только что соврал, что взял машину напрокат. Так что ты, наверное, понимаешь, что после этого говорить что-то о чьих-то делах в чьей-то стране…
– Во-первых, я старый борец, – начал я.
Шену как будто понравились мои слова, и он перевел их своим товарищам.
– В моей стране борьба – один из ведущих видов спорта, – сказал он. – В свое время я сам неплохо боролся. Давай попробуем, один на один!
– Я профессионал. Бесплатно не работаю.
– Ну, всего разок.
– Мне шестьдесят два года. И у меня больная шея. Хотя надрать тебе задницу не помешало бы.
– Тебя сильно молодит прическа. Что у тебя за стиль? Фристайл, фолк или греко-римская?
– Шен, я не буду с тобой бороться.
– Да мне просто интересно, как ты борешься. Или опять нам врешь?
– Я борец иного рода.
– У-у! – произнес Шен, обращаясь к своим спутникам.
Я не мог понять, что он еще говорит, но уловил имя Халк Хоган.
– Значит, ты – американский рестлер, – сказал Шен. – Как это будет по-английски? А, фейк!
– Эй, притормози-ка, – осадил я его. – Не знаю, кто тебе это сказал, но это неправда. Уж поверь мне. То, что делал я, – это весьма и весьма серьезно.
– Ну да. Кроме, собственно, борьбы. Фейк.
Если бы он назвал рестлинг постановкой. Или представлением… но не так…
– Да ты, судя по всему, эксперт, – сказал я. – Выделываешься перед своими друзьями, а сам-то кто?
Амбалы позади него скинули пиджаки. Я распустил волосы.
– Возьми свои слова назад, – предложил я. – Тогда я спокойно сяду в машину и уеду без проблем. Но только после того, как ты возьмешь свои слова обратно. Все, что ты тут наговорил про дело моей жизни. Усек?
Я ждал, пока Шен со своими товарищами сформулируют ответ.
– Возьми слова обратно, Шен. То, что ты сейчас ляпнул про мою жизнь, – повторил я.
Он облизал уголок рта и посмотрел мне прямо в глаза:
– Фейк!
Я бросился вперед.
Глава двадцать первая
Кировакан, Армянская ССР, 1983 год
– Они были близкими друзьями, росли вместе, – пояснил Галуст своей матери. Та подмигнула и заметила:
– Оно и видно.
Колкость не задела ни Мину, ни Аво.
Это действительно был он. Сидел за столом в ее доме, напротив ее мужа. Мина переводила взгляд с одного на другого, словно они были игроками в нарды. Ничто, даже шпильки, отпускаемые свекровью, не могло испортить ей настроение. Ей казалось, будто прямо у нее на глазах воссоединяются части разбитого целого.
– А что у тебя с лицом? – спросила свекровь.
– Он получил ожог во время пожара на фабрике в Ленинакане, – сказал Галуст.
– Нет, пожар произошел раньше, – поправил его Аво.
– А почему ты уехал? – не отставала свекровь.
– Посмотреть на мир, – снова встрял Галуст.
– А вернулся, потому что мир не понравился?
– Да дайте же поесть человеку! – не выдержала Мина. – Он в пятнадцать был толще!
– Да все нормально, я ем, ем!
Араксия заплакала.
– Нет, с миром все в порядке, – ответил свекрови Аво.
– А что тебе больше всего понравилось? Где твое самое любимое место? – напирал Галуст.
– За исключением борделей, конечно, – вставила его мать.
– Америка-то тебе понравилась? – Галуст сделал вид, что не услышал реплику матери.
– Америка очень большая. Так что однозначно и не ответишь. И понравилась, и нет.
– Нашей дочке всего два годика, а она уже умеет складывать и вычитать, – без всякой связи продолжил Галуст.
Араксия продолжала плакать.
– Сколько будет один плюс один, рыбка моя?
– Он пытался рассказать тебе про Америку, – напомнила мужу Мина.
– А я все слушаю, слушаю, – отозвалась за Галуста мать. – Только вот мы ничего не говорим о сегодняшнем концерте. Все вообще о нем забыли, потому что к ней приехал старый приятель!
– Один плюс один, рыбка моя!
– Талин была само совершенство, – продолжала мать Галуста. – Но вышивка на ее платье показалась мне безвкусной. Я думаю! – многозначительно произнесла она.
– Талин была великолепна! – сказала Мина и поцеловала дочь в щеку.
– Два, – ответила Араксия.
– Два! – просиял Галуст.
– Впечатляюще, – согласился Аво.
– Душа моя, – сказала мать Галуста, обращаясь к внучке, – подними подбородок и выставь его вперед, как мы с тобой делали.
Араксия выставила подбородок.
На днях Мина сильно повздорила со свекровью, когда застала их за этим занятием. В пылу спора она все время придерживала подбородок пальцами. Мать Галуста привела свой аргумент: «Просто я хочу, чтобы девочка выросла более красивой. Что в этом плохого?»
