В целом северная часть города считалась фешенебельным районом, хотя Субура, улица, проходившая в низине между Эсквилином и Виминалом, была печально знаменита тем, что там находились самые бедные и ужасные доходные дома во всем Риме. Жить на «чердаке Субуры» означало для римлян последнюю степень социальной деградации человека. Несколько выше этой непривлекательной улицы, ставшей притчей во языцех, на склонах Эсквилина располагались дворцы самых известных сенаторов. В свое время именно здесь жил сам Плиний Младший, в упомянутый нами период его дом принадлежал богатому экс-консулу. Фактически Рим напоминал многие другие города, но более поздних времен; здесь достаточно было сделать несколько шагов и перейти в другой квартал, чтобы подняться с самого дна до вершины социальной лестницы. Далее к северу, в районах парков и общественных садов, изысканные строения встречались куда чаще, но нельзя познать Рим, посещая только в высшей степени аристократические кварталы. Поэтому нет лучшего места для начала знакомства с жизнью города, чем поблизости от Эсквилина, скажем, там, где имеющая дурную славу Субура уходит к северо-востоку, вливаясь в несколько более изысканную «улицу патрициев» (Vicus Patricius).
Типичная короткая улочка, улица Меркурия. Мы намеренно выбрали место для наблюдения так, чтобы стоять лицом к югу, при этом за нашими спинами находится Виминал, а над холмами впереди нас высится часть больших куполов терм Траяна. Совсем недавно рассвело, стоит теплое весеннее утро, но весь Рим, как нам предстоит узнать, встает ни свет ни заря и, соответственно, вечером тоже рано отходит ко сну. Даже почтенные члены сената собираются на свои заседания с раннего утра. Какое же зрелище предстает перед нами?
Согласно всем более поздним оценкам, эта улица Меркурия (названная так по местному храму) была очень узкой, не более пятнадцати футов от стены дома до противоположной стены по другую ее сторону. Хотя к этому времени солнце поднялось уже довольно высоко над горизонтом, на улице еще царит полумрак, поскольку жилые дома и лавки, жмущиеся друг к другу по обеим сторонам улицы, достигают высоты по меньшей мере тридцати или сорока футов. Центральная часть улицы, если присмотреться, искусно и надежно вымощена тяжелыми плитами вулканической лавы, а поскольку она образует проезжую часть, то выметена достаточно чисто. Справа и слева от нее, трудно различимые в полутьме, вдоль домов тянутся дорожки, едва достигающие десяти футов в ширину, и эти боковые проходы куда более грязны. Улица, как и большинство других, относительно коротка. Вы доходите до крутого поворота или до спускающихся каменных ступеней, отшлифованных подошвами бесчисленных сандалий, и тут же оказываетесь в совершенно другом квартале города.
Вдоль проезжей части улицы тянутся узкие, выложенные из камня боковые проходы, но они несколько отличаются на участках перед каждым из домов, поскольку домовладельцы обязаны регулярно чинить их за свой счет. Рядом с этими «тротуарами» тянутся широкие колеи, проделанные в лавовом покрытии повозками, несмотря на ограничения (уже к этому времени введенные) для колесного транспорта. В Риме имелось мало улиц, достаточно широких, чтобы на них могли свободно разъехаться две повозки. Каждый возчик должен был внимательно смотреть вперед и зачастую останавливаться на углу, чтобы дать возможность проехать другим повозкам. Около «тротуаров» и в особенности на перекрестках уложены группы из четырех-пяти продолговатых камней, которые сейчас кажутся нам ненужными, однако в дождливый сезон, когда каждая улица в Древнем Риме превращалась в бурный поток, они становились спасением для пешеходов.
Фасады домов: жилища и лавки. Если теперь взглянуть вдоль улицы, то взор упрется в длинный ряд оштукатуренных стен – розовых, желтых или голубоватых, но преобладает, однако, неприятный коричневый. Нижние этажи этих строений, двери которых открываются прямо на улицу, представляют собой либо маленькие лавчонки (их владельцы открывают ставни и выставляют свои прилавки), либо сплошные стены с имеющимися кое-где дверными проемами, либо совсем небольшие оконца, более похожие на смотровые глазки – из-за боязни воров. Но второй и верхние этажи не столь массивны. В них много куда более просторных окон, порой даже с цветочными ящиками, в некоторых домах есть даже балконы, выступающие над улицей так далеко, что над спешащей по ней толпой жители противоположных домов могут пожимать друг другу руки.
Повсюду в изобилии имеются самые различные лавки. В больших торговых кварталах рядом с форумом, Тибром и Марсовым полем расположены роскошные торговые заведения, обслуживающие аристократию и богачей, но ни один квартал Рима не обходится без своих булочных, зеленных и винных лавок, а также дешевых харчевен. По сути, отсутствием средств быстрого внутригородского сообщения объяснялось существование множества мелких лавчонок, большинство из которых вели свои дела с минимальным размахом. Брошенный мельком взгляд открывает нам, что сплошь и рядом весь ассортимент предлагаемых товаров помещается на одном лотке, выставленном на улицу. Владелец такого заведения, как правило, жил в темной каморке на задах своей лавки или в столь же тесном помещении сразу над ней. «Он был рожден над лавкой», – говорят снобы о человеке, которого они считают совершенным ничтожеством.
Уличные алтари и фонтаны. Каким бы банальным и темным ни казалось существование на этой улице, здесь все же есть вполне отчетливые признаки как религиозной, так и артистической жизни. На глухой стене, рядом с бакалейной лавочкой, грубо намалеваны желтой краской две змеи – эмблемы genii loci, хранителя места. На противоположной стороне улицы, рядом с прилавком менялы, довольно искусно представлен Меркурий, бог выгоды. Если пройтись по городу, изображения змей можно увидеть буквально повсюду, как и Юпитера, Минервы и Геркулеса.
На близлежащем перекрестке, однако, мы видим нечто куда более значительное. В стене здания вырублена ниша, имеющая вид алтаря. Сюда набожные соседи могут положить небольшие кусочки еды в качестве пожертвования «богам перекрестка улиц» (Lares Compitales).
Над алтарем рельефно вырезано изображение двух молодых божеств – мужского и женского. И хотя еще очень рано, к алтарю уже бредет старуха, чтобы оставить корку хлеба – для живущих недалеко отсюда сирых и убогих Lares всегда добрые и надежные друзья, о них не следует забывать.
Напротив алтаря группа смеющихся и весело щебечущих девушек собралась у журчащего фонтана. Римляне по праву гордились своей великолепной системой водоснабжения. Каждый сколько-нибудь значительный дом имел собственный водопровод (порой даже несколько), обитатели же домов бедноты должны были пользоваться уличными фонтанами. Чистая, прозрачная вода в этом фонтане изливалась из металлической трубы в просторную каменную чашу. Эта труба была заключена в скульптурное изображение головы Медузы – искусно вырезанное, с мельчайшими деталями. В городе имелись тысячи подобных фонтанов. На следующем углу вода в фонтане изливалась из клюва орла, в других – изо рта теленка или головы Меркурия.
Излишек воды переливался из чаши фонтана и стекал в канавку, проделанную посередине улицы. Хотя это было несколько неудобно для пешеходов, но журчавшая в канавке вода уносила с собой бо́льшую часть мусора, небрежно выброшенного из лавок, а то и из окон верхних этажей. Частично благодаря этой искусной системе водоснабжения Рим был менее подвержен эпидемиям, которые являлись бичом других городов того времени
[12].
