Мальчик-ученик
Во все школы более высокого уровня ученики приходили в сопровождении своих pedagogue, как на греческий лад называли рабов частных лиц, приставленных к тому или иному мальчику или девочке, обязанных провожать своих подопечных из дома в школу и обратно, помогать с уроками, оберегать мораль детей и даже участвовать в процессе их наказаний. Но мало кто из учеников Платория происходил из семей, родители которых могли позволить себе роскошь приставить педагога к своим детям. Они приходили в школу так рано, что в зимнюю пору были вынуждены освещать себе дорогу дымными факелами. Дети же наиболее обеспеченных родителей, «сыновья центурионов, приходят в школу, неся в левой руке сумку для книг и навощенную дощечку, а каждые иды (середина месяца) приносят плату за свое обучение, составляющую восемь медных монет» (Гораций). Перед выходом из дома каждый мальчишка получал корку хлеба, а занятия в школе продолжались до полудня. Тогда устраивался достаточно продолжительный перерыв для завтрака или хотя бы для того, чтобы купить что-нибудь съестное у уличного торговца, а затем устроить себе краткий отдых. После этого оглушавшая зубрежка возобновлялась, так что жильцы окружавших инсул могли отдохнуть от этого шума лишь тогда, когда с наступлением сумерек в школе прекращались занятия.
Порка, шум и другие злоупотребления в дешевых школах. Школа была далеко не самым гуманным заведением в данном районе. Тщетно поэты-сатирики упрашивали учителя «быть добрым к своим ученикам», «отложить в сторону свой скифский хлыст и ужасную плеть», а также «ужасную трость, скипетр учителя в школе». Бедный Платорий прекрасно знал, что те родители, которые вручили ему своих детей, придерживались древней максимы: «Тот, кто не изведал плети, не получил обучения». Римляне – народ войны, и идеальная школа в их представлении всегда напоминала жесткую дисциплину центурии, которой командует центурион с виноградной лозой в руках. Порядок в большинстве школ поддерживался руганью и ударами, раздававшимися направо и налево, и Сенека с отвращением говорил, что самым обычным делом было увидеть «человека, объятого страстью, яростно поучающего вас, что не следует отдаваться на волю страстей».
Учителя также часто позволяли детям заучивать свои уроки наизусть и вслух, подобно тому, как это практиковалось в странах Востока. Все это только усиливало производившийся школой шум – намного больший, чем создавали кузнец со своей наковальней или амфитеатр, аплодировавший успеху любимого гладиатора. Обучение в школе и порка соседствовали во время всего периода обучения. Школьный год начинался 24 марта, когда Платорий лихорадочно пересчитывал плату за обучение, принесенную ему учениками, и полагал за счастье, если ему не надо было делиться своим заработком с теми педагогами, которые сопровождали в школу немногих из его учащихся. Летом имелся значительный перерыв в обучении – тогда дети из обеспеченных семей сопровождали своих родителей во время их загородного отдыха. Был также и другой перерыв продолжительностью около недели во время сатурналий и после Нового года. Еще раз занятия прерывались перед началом нового учебного года – в марте. В другое же время, за исключением самых крупных религиозных праздников и нон (5-й или 7-й день каждого месяца), учебный процесс продолжался намного дольше, чем в XX столетии.
Школьная дисциплина
Школа Платория находилась в самом низу «лестницы» образовательных заведений. Плата за обучение в ней составляла только около четырех сестерциев (16 центов) в месяц за одного ученика, причем ее хозяин был совсем не уверен в том, что эта плата будет поступать постоянно. Наем мало приспособленной для занятий комнаты поглощал основную сумму полученных средств. Если ученики не могли похвастаться своими достижениями, то родители начинали возмущаться и быстренько переводили своих чад в школу другого учителя. Короче, жизнь Платорий вел собачью. Владелец зеленной лавки и продавец-медник, чьи заведения располагались напротив этой школы, с презрением поглядывали на Платория, считая его намного ниже себя.
Более высокие типы школ. Совсем другая атмосфера царила в школе Эганора. Хотя он формально и являлся рабом, но занимал привилегированное положение. Дети приходили в его школу в сопровождении не только весьма изысканных педагогов, но и с подчиненными им рабами, capsarii, которые несли книги и таблички для письма. К тому же школа располагала вполне достойным вестибюлем, где все эти служители могли, сплетничая, поджидать своих подопечных, пока те проводят часы за учебой.
Сама же школа – элегантное помещение, украшенное по стенам фресками на исторические темы, такими, например, как военные кампании Александра Македонского, статуями литературных героев, а на одной его стене была искусно изображена раскрашенная карта Римской империи, «поскольку, – как утверждал Эганор, – ученики должны каждый день иметь у себя перед глазами все моря и страны, все города и населяющие их народы; они должны знать названия местностей и расположение их, представлять расстояния между ними; истоки и притоки рек; береговую линию со всеми побережьями, заливами и проливами – это знание куда лучше усваивается глазами, чем ушами учеников»
[163]. Эганор также использовал воспитательную розгу и довольно часто пускал ее в дело, но он никогда не допускал того, чтобы использование ее сводилось бы к тупой жестокости. Короче говоря, он представлял собой весьма компетентного учителя, который тщательно подбирал индивидуальный подход к каждому из своих учеников и потому был бы востребован в любом школьном классе в любую эпоху.
Методы преподавания. Все римские школы были невелики. Идея громадного «ступенчатого» учебного заведения, где из года в год учащиеся переходили бы от одного преподавателя к другому и в конце концов «оканчивали» его, не приходила в голову ни единому человеку. Платорий управлял своей школой в одиночку, Эганору помогали двое эффективных надсмотрщиков, но ни один, ни другой учитель не пытаются обучать одновременно, скажем, более тридцати учеников. Многие из учащихся Эганора приходили к нему едва ли не малышами и покидали своего учителя в том возрасте, когда они уже совершенно были готовы к обучению в школе риторики. Сам же Эганор делал упор на их общем элементарном образовании, хотя многие из детей уже знали латинскую и греческую азбуки и даже могли немного писать на этих языках еще до прихода в его школу.
Объем настоящей книги не оставляет нам места для подлинной дискуссии о формах и методах обучения в Античности. В школе все начиналось с обучения чтению, письму и простейшим арифметическим действиям, при минимальном использовании книг или учебных пособий. Учитель диктовал те или иные предложения и исправлял ошибки на навощенных табличках, где учащиеся записывали эти предложения. Учитель, подобный Платорию, имел, возможно, несколько истрепанных папирусных свитков, с которыми его подопечные должны были обращаться особенно осторожно, но букварей, какие будут в школах грядущих веков, не существовало. Эганор находился в лучшем положении, поскольку располагал значительной библиотекой, исключая разве что несколько книг, содержавших фаблио, которые вряд ли можно считать подходящими для чтения его воспитанниками.
