На конце медного стержня, который повар держал в руках, имелась небольшая чашка, с ее помощью он накладывал вареные бобы или некое подобие похлебки всем желающим. Более благоустроенны cauponae (столовые) обычно были оборудованы длинным прилавком, открытым к улице, на котором выставлялись аппетитные соблазнительные кушанья, предлагавшиеся проголодавшимся прохожим. Над прилавком на мраморных полках стояли чашки и миски. Здесь можно было увидеть и котлы с похлебками, кипевшими на горящих углях.
Зайдя в типичный ресторан, посетитель попадал в длинную комнату, уставленную небольшими столиками и стульями без спинок, предназначавшимися для гостей заведения. Стены покрывали вполне сносные фрески, изображавшие сцены еды и питья, тогда как со сводчатого потолка свешивались связки колбас, окороков и других деликатесов. Здесь можно было заказать поистине вкусные блюда и неплохое вино по вполне разумным ценам. Большинство посетителей – честные и тихие торговцы, которые толковали между собой о своих делах, и даже намек на шумную ссору тут же быстро гасился. Когда двое юношей в лакейской одежде начали было размахивать кулаками после броска костей, крепкого сложения хозяин заведения решительно подтолкнул их к двери на улицу, сопровождая свои действия словами: «Пожалуйста, выясняйте отношения на улице»
[205].
Thermopolia – «заведение с горячими напитками». Заведения, описанные выше, представляли собой, по сути, настоящие рестораны, где большее внимание уделялось еде, чем напиткам. Однако вряд ли такие «рестораны» стали бы по-настоящему популярными, если бы они также не занималось тем, из-за чего возникло название thermopolium, «заведение с горячими напитками». Кофе и чай были тогда еще неизвестны, но рабочий люд из предместий города считал calda весьма освежающим напитком, в особенности после тяжелого рабочего дня. Calda – род разбавленного водой вина, сдобренного специями и ароматическими травами, к тому же подогретого – напоминавшего современный глинтвейн. Посетители то и дело спрашивали этот напиток. В действительности чаша calda и ломоть хлеба представляли собой дневной перекус средней руки рабочего; поэтому в каждой римской столовой от самовара (authepsa) с этим напитком постоянно исходил ароматный пар.
Нечего и говорить, что большинство постоялых дворов и даже более приличные рестораны пользовались столь печальной славой среди аристократии и богачей, что никто из них даже не помышлял побывать в них, чтобы, хотя бы как Лоллий, «познакомиться с обстановкой». Даже путешествуя по Италии, при наличии широко распространившегося обычая гостеприимства, достопочтенный аристократ вроде Кальва со свитой редко когда позволял себе расположиться на ночь на постоялом дворе. В результате постоялые дворы в провинции были значительно хуже, чем в Риме, и имели репутацию гнезд наглых разбойников. Дамы и господа, а то и даже их наиболее утонченные рабы пришли бы в ужас при одной только мысли о том, что им предстоит провести ночь в деревенской таверне, а то, что о постоялых дворах и их владельцах думали Цицерон, Гораций, Проперций и другие писатели Античности, стало достоянием мировой литературы.
Глава XIII
Экономическая жизнь Рима: кварталы ремесленников; торговля зерном; остия; гильдии торговцев
Кварталы ремесленников у Тибра. Мы уже говорили о том, что Рим не представлял собой преимущественно промышленный или торговый город. Однако полтора миллиона людей не могли существовать без существенного сектора экономики, обслуживавшего их нужды, – местного производства, равно как и без развитой организационной структуры, импортировавшей продукты питания и предметы роскоши. При передвижении вниз по Vicus Tuscus или по какой-нибудь другой улице, которая вела к Тибру или к южной части города, роскошные особняки появлялись все реже, инсулы становились все грязнее и запущеннее, но даже последние перемежались с грязными строениями из бетона, которые по исходивших от них шуму и вони можно было опознать как мастерские.
Эти «промышленные предприятия» в большинстве своем лишь в незначительной степени соответствовали стандартам грядущих веков; отсутствовали сложные механизмы, и было много ручной работы; однако сами мастерские и производства действовали с внушавшим впечатление размахом. Так, дом благородного Афра, например, практически являлся монополистом в производстве кирпича
[206]. Его продукция использовалась по всему городу, его имя было оттиснуто на каждом кирпиче, а в мастерских и у обжиговых печей Афра работали несколько тысяч рабов и наемных рабочих.
Условия работы в мастерских. Рабский труд в значительной мере потеснил вольный труд наемных рабочих, но не смог совершенно изгнать его из производства. Нельзя было добиться той же самой производительности труда от «говорящих инструментов», какую обеспечивали люди, перед которыми жизнь открывала честную перспективу. Кроме того, рабы на производство поступали нестабильно. Когда легионы Рима покоряли беспомощные царства, всегда оказывалось просто по незначительной цене прикупить сотню-другую рабочих рук для гончарной или металлической мастерской. Однако военные кампании Траяна (они стали последними в ряду великих завоеваний) завершились, и на рынках рабов едва хватало пленников, чтобы удовлетворить все возраставший спрос на домашнюю прислугу.
Были и другие отрицательные моменты: хотя раб и не мог «забастовать» против условий своего труда, хозяин обязывался кормить и одевать его даже в нерабочее время, чего не надо было делать при использовании наемного труда. В итоге в мастерских трудились примерно в равной пропорции рабы и наемные рабочие; последние являлись более самостоятельными, но, по всей видимости, ничего не имели против рабов как вспомогательной силы. В любом случае продолжительность рабочего времени в мастерских была велика, а условия труда – весьма тяжелы. Вероятно, один денарий (16 центов) в качестве ежедневной заработной платы ремесленника составлял достаточную сумму только для того, чтобы снимать пару комнат в грязной инсуле и не дать его жене и детям умереть с голоду – особенно если удавалось получить правительственные вспомоществования зерном; на что-то большее наемные рабочие вряд ли могли рассчитывать.
Крупная торговля зерном через Остию и порты Кампаньи. Но Рим, как уже отмечалось, ввозил больше товаров, чем вывозил. Торговля с внутренними районами страны, по Тибру и по основным дорогам, шедшим с севера, Via Cassia и Via Flaminia, обеспечивала далеко не все основные потребности столицы – оттуда поступали главным образом продукция садов и огородов, камень для строительства и древесина. Не так обстояло дело с портовым городом Остией и с протянувшимися с юга знаменитыми широкими дорогами – Via Appia и Via Latina. Навигация вдоль италийского побережья до Остии была чревата определенными опасными моментами, и значительное число торговцев предпочитало разгружать свои суда в таких южных портах, как Антиум, или оживленной гавани, подобной Путтеоли в Кампанье. В результате шедшие с юга дороги часто были черны от множества больших караванов тяжелых телег, грохотавших по твердому покрытию дорог все 150 миль от Путтеоли до столицы. Однако весьма значительная доля товаров всего товарооборота Рима доставлялась по Тибру из Остии и разгружалась на множестве причалов, которые располагались на длинном пространстве юго-западнее Авентина, известном как эмпорий (Emporuim)
[207].
