При этом, как отмечает сам Хартман (особенно когда признает, что принятие человеком себя как хорошего «…зависит от определения „хорошего“»), основные доводы в пользу теории о том, что человек обладает внутренней ценностью, а значит, не может быть ничтожным, тавтологичны и носят определительный характер. Не существует никаких эмпирических данных, чтобы подтвердить (или опровергнуть) это утверждение, и, скорее всего, они вряд ли появятся. Верно и то, что у этого довода есть выраженная прагматическая привлекательность. Любая теория о том, что все люди в целом или конкретный человек в частности являются плохими или недостойными ни своего, ни чужого уважения, приведет к опасным последствиям. Поэтому, чтобы жить долго и счастливо, людям следует принять то, что они «хорошие», а не «плохие».
Я, наверное как и любой другой психотерапевт, работающий эффективно, не могу не согласиться с этим аргументом. Тем не менее сама форма философского тезиса мне кажется неизящной. При том что мысли о своей никчемности или несостоятельности для человека, как правило, деструктивны, а мысли о своей добродетели и значимости идут ему во благо, непонятно, почему возможность полезного выбора ограничивается этими двумя гипотезами. На мой взгляд, есть и третий вариант, который не так жестко определен, но с философской точки зрения более оригинален и в большей степени соответствует объективной действительности. Речь идет о редко высказываемом предположении о том, что термин «ценность» к человеку неприменим, а определения «хороший» или «плохой» некорректны. Если педагоги и психотерапевты будут учить людей отказываться от каких бы то ни было Я-концепций и представлений о себе, тем самым они в значительной степени помогут мужчинам и женщинам мыслить вне рамок выбора одного из двух. Это даст людям возможность стать более устойчивыми в эмоциональном плане.
Должен ли человек в принципе оценивать сам себя? И да и нет. Рассмотрим этот вопрос на примере женщин. С одной стороны, они, очевидно, не просто какие-то млекопитающие, которые были воспитаны особым образом. Они уже рождаются с ярко выраженной склонностью к самооценке. Насколько мне известно, ни одна цивилизованная женщина в этом мире не принимает свою жизнь безоговорочно, не пытаясь сделать ее более приятной и менее беспокойной. Вместо этого они постоянно отождествляют себя со своими достижениями и все время стоят перед мучительным выбором, как поступить, и искренне верят в то, что если выберут «правильное» и воздержатся от «неправильного», то окажутся в раю или в аду.
Возьмем для сравнения крайне нестрогие в вопросах морали гедонистические народы Полинезии, в особенности Таити. Как описывает их Даниельссон
[8] (Danielsson, 1956), это жаждущие удовольствий беззаботные люди, открытые в вопросах секса, которые свободно вступают в интимные отношения до и вне брака, эротические танцы и сексуальные игры воспринимают как должное. Еще недавно у них была распространена полигиния и одалживание жен, танцы нагишом, прилюдные половые акты, публичные дома для молодежи. Они допускали свободу выбора сексуального партнера и поощряли ритуальное лишение девственности.
В то же время у полинезийцев существует множество табу, нарушение которых заставляет их испытывать острый стыд и ненависть к себе. И по сей день они соблюдают обряд обрезания мужчин, достигших половой зрелости, мужчины и женщины едят и спят в разных домах, придерживаются строгого разделения труда между полами. Более того, в прошлом у них были распространены сексуальные привилегии, основанные на происхождении и статусе, обязательные браки для вдов, ритуальное воздержание. Женщинам запрещалось заниматься вопросами религии, а на время менструации их изолировали. В политическом и религиозном плане полинезийцы всегда были очень взыскательными: «Полинезийские вожди и знать так долго сохраняли за собой весьма неоднозначные привилегии только благодаря действенной поддержке со стороны религиозного культа. Согласно полинезийской религиозной доктрине они произошли от богов, что наделяло их святостью и непререкаемым авторитетом… Полинезийские боги требовали жертвоприношений, на многих островах – человеческих. Для богобоязненного вождя не было ничего проще и естественнее, чем избавляться от доставляющих неприятности людей, принося их в жертву. На Таити самых могущественных правителей носили на себе слуги. Считалось, что если правители коснутся земли, то ее владелец не сможет больше на нее ступить… Некоторые гавайские властители были настолько святы, что при их приближении подданные сразу прекращали работу, падали ниц и оставались в таком положении, пока те не исчезали из виду. Поэтому, чтобы не создавать дефицит продовольствия, правители осматривали поля ночью. Большинство полинезийских вождей не могли принимать пищу со своими семьями, а на некоторых островах они были настолько полны маны
[9], что не ели самостоятельно – их кормили слуги» (Danielsson 1956).
Более того, общие правила поведения в Полинезии, как раньше, так и в значительной степени сейчас, основаны на принципах исключительного возвышения и унижения эго: «С точки зрения милосердия, полинезийская мораль, без сомнения, уступает христианской. То, что разрешалось вождю, было под запертом для его подданных. С другой стороны, местные жители соблюдали существующие нормы поведения несопоставимо лучше, чем мы. Строгость дисциплины была обусловлена общественным мнением, которое в небольших полинезийских общинах и племенах имело такую силу, которую вряд ли могут себе представить даже новоприбывшие в сельскую глубинку школьная учительница или священник. Неодобрение общества в Полинезии было просто невыносимым, а сменить район или остров было невозможно из-за вражды между племенами. Хорошее поведение становилось необходимостью для выживания… Что бы о них ни говорили, полинезийцы не моральные анархисты, а скорее, рабы обычаев» (Danielsson 1956).
Я привожу такие длинные цитаты, чтобы показать, что даже у одного из самых сексуально раскрепощенных и беспечных народов правила «должного» поведения являются скорее нормой, чем исключением. Люди стыдятся любых проступков и принимают одобренные обществом правила так близко к сердцу, что в случае нарушения любого из них готовы причинить себе вред, совершить самоубийство, а также позволяют жестоко наказывать и приносить себя в жертву. Если на этом свете когда-либо и существовала культура, все члены которой не унижали себя подобным образом и не подвергались суровым психологическим и физическим наказаниям за «неправильное» или «плохое» поведение, то мне о ней неизвестно и я был бы рад ее изучить.
На мой взгляд, причина такой практически универсальной склонности людей принижать себя, а также к выставлению себе отрицательных оценок кроется в нашей биологической предрасположенности к тому, что можно назвать самосознанием. Есть основания полагать, что многие из братьев наших меньших (особенно млекопитающие, в частности приматы) тоже в какой-то степени осознают «себя», поскольку они «знают» или «учат» поведение, свойственное их виду (например, бессистемно исследуют окружающую среду). Но у животных инстинкты развиты гораздо лучше, чем у людей. Вряд ли им когда-либо приходит в голову задуматься над своими мыслями. Следовательно, у них нет своего Я в обычном смысле этого слова, и тем более они не осознают, что это «они» несут ответственность за свои «хорошие» или «плохие» поступки, а значит, являются «хорошими» или «плохими». Другими словами, они лишь в незначительной степени (если такое вообще имеет место) связывают свои действия со своим эго.
