– Как поживаешь, старушка? – весело крикнул он и, разглядывая готовящийся ужин, сказал Питеру: – Отличная баранина. Я купил четыре овцы у Картера по полкроны за штуку. Хорошие, здоровые были овцы. Попробуешь – сам увидишь.
Глава двадцать восьмая
Когда стол убрали после чая и зажгли висевшую на цепи под потолком керосиновую лампу, Питер принес ящик пива, и они с Тедом рассчитали на листе бумаги, сколько каждый из гостей должен заплатить за «выпивку».
– Разопьем бутылочку, пока не пришли остальные, – предложил Тед после того, как они определились с цифрами, и Питер согласился.
Миссис Уилсон отправилась в другую комнату укладывать мальчиков спать. Оттуда доносился плач младенца. Через некоторое время он прекратился, и миссис Уилсон вернулась к нам, на ходу застегивая кофту. К тому времени уже явились двое лесорубов и уселись на ящиках возле стола. Судя по их улыбкам, хозяйка дома пользовалась их расположением.
– Ну и потрудились же мы сегодня, миссис, – обратился к ней один из них, вытянув руки на столе, как будто не мог удержать их на весу.
– Как идут дела? – спросил Тед.
– Неплохо. Сейчас пошли такие толстые стволы, что приходится распиливать их на четыре части. Это в буше самое выгодное.
Мне стало интересно, почему дерево, которое приходится пилить на четыре части, считается самым выгодным в буше, и я решил спросить об этом, но тут пришли Артур Робинс с тремя другими лесорубами, и Тед начал наполнять расставленные на столе кружки.
Каждый из гостей принес собственную кружку, и хотя все они отличались по размеру, Тед наливал в них одинаковое количество пива.
После нескольких кружек Принц Прескотт заиграл на гармони. Он манерно покачивал плечами, то и дело запрокидывая голову и вскидывая руки над головой так, что инструмент на секунду как бы взвивался в танце вверх, прежде чем вновь принять нормальное положение. Порой он при этом напевал какой-то куплет, словно пробуя голос под прерывистый аккомпанемент гармони.
– Он пока не разошелся, – шепнул мне Артур Робинс.
Артур сидел рядом со мной на ящике у печки. На его лице застыла мягкая, полная предвкушения приятного вечера улыбка. Ему нравились, по собственному его выражению, «душещипательные» песни, и он все просил Принца сыграть «Буйный парень из колоний».
– Да что с ним сегодня такое?! – раздраженно проворчал он после того, как Принц, поглощенный «Валеттой», не откликнулся на его просьбу.
– Сыграй «Буйного парня из колоний»! – снова потребовал он, на сей раз громче. – Что ты играешь какую-то ерунду? Ну ее к черту!
Мелодия концертино резко оборвалась.
– Ладненько, – сказал Принц. – Поехали.
Когда он заиграл, Артур наклонился вперед, беззвучно подпевая. Его глаза блестели от удовольствия.
В Каслмейне жил колонист молодой,
Задира каких поискать,
Семья его честной была и простой,
Джек Дулан его было звать.
Один у родителей он был такой.
Отец им гордился, им тешилась мать,
Их гордостью был колонист молодой.
Это была любимая песня моего отца, и когда к нам приходили гости, он после нескольких чарок обычно вставал на скамью и запевал ее, а дойдя до припева, всегда кричал: «Вставайте, парни! Эту песню надо петь стоя!» Когда Принц затянул припев, я взял костыли, приставленные к стене, поднялся на ноги и быстро сказал Артуру:
– Встаньте!
– Встану, парень, ей-богу встану! – ответил тот.
Поднявшись, он с грохотом поставил жестяную кружку на стол, поднял усатое лицо и проревел припев голосом, который мог бы принадлежать могучему великану. А я пел вместе с ним высоким, ясным голосом, и Питер, Тед и лесорубы тоже встали и запели. Мы все пели стоя, и мужчины со стуком поставили кружки на стол, как сделал Артур, а миссис Уилсон прижала руки к груди и в восхищении прошептала:
– Боже мой!
Давайте, друзья, вместе в горы уйдем,
Разбойничать станем и вместе умрем,
Галопом поскачем, по долам побредем,
Презренные цепи неволи порвем.
– Вот это, я понимаю, песня! – хрипло сказал Артур, снова усаживаясь и протягивая кружку за следующей порцией пива. – Она всегда поддержит человека, когда работе конца не видно.
Песня пробудила в Питере желание тоже произнести что-нибудь проникновенное. Он был слишком занят выпивкой, чтобы тратить время на шотландскую песню, но он знал две строчки из стихотворения Адама Линдсея Гордона и всегда повторял их с почти благоговейным трепетом.
Они пришли ему на ум и сейчас, пока он наливал пиво в кружку, и он замер с бутылкой и кружкой в руках, уставился в противоположную стену и низким, торжественным голосом продекламировал:
Между небом и водой Клоун поравнялся с ней,
И, столкнувшись, загремели наши стремена.
Закончив, он некоторое время продолжал смотреть в стену.
Артур наморщил лоб и окинул его оценивающим взглядом.
– Он все еще скачет верхом на Клоуне, – заключил он и вернулся к своей кружке.
Всякий раз, как Питер приходил в себя после краткого поэтического отступления, он чувствовал необходимость пояснить цитату.
– Вы ведь знаете, что это означает? Не все понимают. Клоун хорошо берет препятствия. Он разгоняется и едва ли не летит над ямой с водой, понятно? Другая лошадь прыгнула раньше, а Клоун сразу за ней и в прыжке догнал ее. Вот что значит «между небом и водой». Приземляются они одновременно. Другая лошадь перепрыгивает яму с трудом и почти падает, тут и сталкиваются их стремена. Клоун, видно, хорошо натренирован, с крепкими костями и длинными ногами… Хотел бы я познакомиться с парнем, который это сочинил.
Он проглотил свое пиво и причмокнул губами, глядя на дно пустой кружки в руке.
Принц так раззадорился, что его уже было не остановить. Он спел «Кольцо на полу бара», «Товарный вагон впереди» и «Что ты мне купишь, папа?».
После каждой песни на глаза миссис Уилсон наворачивались слезы.
– До чего же красивые песни, правда? – всхлипывала она. – А еще ты какие-нибудь знаешь?
– Конечно, миссис Уилсон, я знаю еще много. – Принц скромно склонил голову. – Как только где услышу новую песню, сразу ее запоминаю.
– А «Роковую свадьбу» знаешь? – спросила она, с надеждой подавшись вперед.
– Нет, вот эту не знаю, миссис Уилсон. Но обязательно выучу, когда раздобуду. Я знаю «Скажут ли мне ангелы, с нами поиграй?». Хотите ее послушать?
