Мать месяц за месяцем втирала ее мне в ноги, пока весь запас мази не вышел.
Отец с самого начала в это не верил, однако, когда мама сообщила ему, что мазь кончилась, он с горечью сказал:
– А я-то как дурак надеялся на чудо…
Он заранее подготовил меня к бесполезности такого лечения, и я не испытывал большого разочарования.
– Не буду я больше попусту тратить время на лечение! – заявил я отцу. – Мне это только мешает.
– Вот и я так думаю, – ответил он.
Теперь я ездил на пони, которых он недавно закончил объезжать, и часто падал. Только что объезженные пони часто пугливо шарахались в стороны, а я так и не научился держаться на неспокойной лошади.
После очередного падения я убеждал себя в том, что оно случилось в последний раз и больше не повторится, но отец в этом сомневался.
– Все мы так считаем, сынок. Мы говорим это после каждого падения. Когда парень падает в последний раз, он этого уже не чувствует.
Но мои частые падения его беспокоили. Поначалу его мучили сомнения, но потом он вдруг решительно начал обучать меня, как лучше падать – расслабив мышцы, свободно, чтобы смягчить удар о землю.
– Выход всегда найдется, – убеждал он меня. – Не такой, так другой.
Отец всегда быстро решал проблемы, связанные с моими костылями, но чем я буду заниматься, когда окончу школу, – на этот вопрос у него не было ответа.
До конца учебного года оставалось всего два месяца. Что дальше? Мистер Симмонс, хозяин лавки в Туралле, пообещал платить мне пять шиллингов в неделю, если по окончании школы я стану вести его книги, но хотя меня весьма воодушевляла мысль о самостоятельном заработке, я мечтал о работе, которая бросила бы мне вызов, потребовав напряжения всех сил и способностей, присущих только мне.
– Кем ты хочешь быть? – спросил отец.
– Я хочу писать книги.
– Что ж, это дело хорошее, – сказал он. – Этим можно заняться, но чем ты будешь зарабатывать на жизнь?
– Люди же зарабатывают на жизнь книгами, – ответил я.
– Да, но на это уходит много-много лет, к тому же нужно быть очень образованным человеком. Питер Финли говорил, что написать книгу – самое трудное дело на свете. Он пробовал. Ты не подумай только, что я против того, чтобы ты писал книги. Вовсе нет, но сначала нужно учиться.
Он молча постоял, задумавшись, а потом заговорил так, будто точно знал, что однажды я стану писателем.
– Когда будешь писать книги, – сказал он, – пиши, как Роберт Блэтчфорд. Это тот парень, что написал «Невиновен». Отличная книга. Она написана, чтобы помогать людям. Видишь ли, – продолжал он, – нет смысла писать книги только ради денег. Уж лучше объезжать лошадей. Когда объезжаешь лошадей, создаешь что-то хорошее из того, что могло оказаться дурным. Легко испортить лошадь, но вот придать ей… ну…. характер, что ли… понимаешь? Допустим, заставить ее работать с тобой, а не против тебя – вот это трудно. Когда я познакомился с Питером Финли, он дал мне книгу под названием «Моя блестящая карьера». Говорят, ее написала женщина, хотя она называет себя Майлз Франклин. Это лучшая книга, какую я читал в жизни. Эта дама не боится брать барьер. Она на все готова, и у нее есть сердце… Не знаю… Писать книги – дело нелегкое, и мне кажется, ты неверно себе его представляешь. Думаешь, приятно проводить время за написанием книги. А это… ну, может, когда тебя тряхнет разок-другой, ты поймешь, что я имею в виду.
Мы сидели на верхней перекладине забора в загоне и смотрели на молодого жеребчика, которого отец приучал к уздечке. Жеребчик грыз удила. Углы его рта были стерты до красноты.
– Спина у него слишком длинная, – внезапно заметил отец и продолжал, возвращаясь к нашему разговору: – Если парень даст тебе сто фунтов за книгу, можешь не сомневаться: ему самому это выгодно, но если все бедные и обездоленные люди снимут перед тобой шапки за то, что ты написал ее, – это совсем другое дело; это того стоит. Но сначала тебе надо пожить среди народа. Ты полюбишь его. Эта страна принадлежит нам, и мы сделаем ее раем. Люди здесь равны. В любом случае, желаю тебе удачи. – И добавил: – Пиши книги. Но сначала немного поработай у Симмонса, пока не встанешь на ноги.
Несколько дней спустя мистер Симмонс показал мне объявление в газете «Век». Коммерческий колледж в Мельбурне предлагал стипендию для обучения профессии бухгалтера тем, кто выдержит экзамены по истории, географии, арифметике и английскому. Экзаменационные вопросы по запросу будут высланы школьному учителю.
Я написал письмо с просьбой прислать вопросы, и через неделю мистер Такер сообщил мне, что они прибыли.
– Прошу заметить, Маршалл, – строго сказал он, как будто я его в чем-то обвинял, – что печать на этих экзаменационных бумагах не вскрыта. Следовательно, невозможно посмотреть вопросы до экзамена. Я сообщил об этом экзамене Уильяму Фостеру, и он тоже будет его сдавать. Я хочу, чтобы ты явился в школу ровно в десять утра в субботу. А теперь возвращайся на свое место.
Уильям Фостер был любимчиком Такера и его лучшим учеником. Он мог без запинки назвать все реки в штате Виктория и производить арифметические вычисления, сцепив руки за головой, чтобы показать, что не считает на пальцах.
Во время контрольных работ он обычно закрывал рукой тетрадь, и у него трудно было списать, но мне нередко это удавалось: я просто тыкал его под ребра, и он убирал руку.
Его мать очень им гордилась и говорила моей, что, если бы не ее сын, я бы ни одной задачки не смог решить правильно.
Встретившись с ним в субботу на подходе к школе, я предложил сесть вдвоем на экзамене, но на нем был праздничный костюм, отражавший его отношение ко мне. Он был неразговорчив и напряжен и заявил, что мать не велела ему сидеть рядом со мной.
Это было для меня ударом, но я последовал за ним в школу и, несмотря на все его попытки отделаться от меня, все равно уселся рядом с ним.
Моя тактика не укрылась от мистера Такера, и он велел мне пересесть в другой конец классной комнаты. Какое-то время я сидел на указанном месте и смотрел в окно на гору Тураллу, зеленую, залитую солнечным светом. Я думал о Джо и том, какой сегодня прекрасный день для охоты на кроликов, но тут мистер Такер постучал по столу и объявил:
– Сейчас я вскрою печать на конверте с экзаменационными вопросами коммерческого колледжа Поултера, – сказал он. – Прошу вас обоих обратить внимание на то, что печать нетронута.
Он дернул за веревку на сургучной печати и вынул бумаги из обертки, не сводя с меня злобного взгляда.
Следующие двадцать минут он читал вопросы, то и дело хмурясь, иногда поднимая голову и одобрительно поглядывая на Уильяма Фостера, который в знак благодарности за доверие учителя склонил голову.
Мне хотелось дать Такеру в глаз и убежать к Джо.
Мысленно я уже рассказывал Джо, как именно врезал Такеру, но тут он раздал нам вопросы. Бросив взгляд на часы, он сухо сказал:
