Она ещё раз посмотрела на прямоугольник. И случайное воспоминание, словно кадр из какого-то фильма, прозвучало внутри раздражённым мужским баритоном:
— Да понял я всё, дядь Паш!
Этот голос принадлежал Волкову. Негодяю, который чуть было не стал её пятым по счёту.
«Опять совпадение», — подумала Таня. Не слишком ли много таких совпадений стало случаться в её заурядной, обыденной жизни.
Глава 16
Как отличаются друг от друга по уровню жизни отели, так и больницы, меняют своё выражение, стоит добавить им лоска. Ведь если ты частная клиника имени некого профессора, то тебе надлежит подобающе выглядеть. Иметь в коридоре уютные кресла, ласкающий взор интерьер. Украсить углы живописными зарослями, а на окнах развесить красивые жалюзи в тон. Приучить персонал улыбаться и кивать, будто каждый сидящий в очереди с ними лично знаком. На зависть всем бюджетным учреждениям, предлагать пациентам напитки и отвлекать их от тягостных мыслей набором бесплатных журналов.
Таня листала бессмысленный глянец, повествующий о новинках в области ортопедии, мимоходом следя за подвижками в очереди. Пациенты здесь были под стать! Сплошь гламурные фифы в нарядах от Дольче, выражением лиц осуждающие сам факт наличия очереди. Танин взгляд привлекла молодая блондинка. Худая настолько, что сквозь неё было видно плакат на стене. Глядя на девушку, Таня подумала, что «лебединая шея» — это совсем не метафора. Её неземная хрупкость впечатляла особенно сильно на фоне дородной фигуры соседки. Та журила её непрерывно. Вполголоса требуя что-то.
— Ты угробишь себя этим балетом, — различила она в мешанине из слов.
Девушка фыркнула и отвернула лицо. Она так грациозно сплела свои длинные ноги, что Таня вообразила пуанты на них, взамен тяжелых кроссовок. А вместо джинсов — прозрачную пачку. И в этом случае худоба уже не казалась такой чрезмерной.
— И что мы сюда припёрлись? — очередной мамин вопрос вырвал её из раздумий.
Она ворчала с тех пор, как они переступили порог частной клиники. Всё, что нравилось Тане, то не нравилось ей. Картины на стенах, улыбки на лицах, ковролин на полу. Как будто мать ощущала себя посторонней в этом претенциозном интерьере. Который требовал от неё подчиняться не писаным правилам. Например, улыбаться в ответ! Чего мама терпеть не могла.
— Мам, потерпи, — в который раз убедительно бросила Таня.
Мама в ответ только фыркнула и уставилась перед собой. Казалось, что от побега её удерживает только сумма на чеке за первичный приём. Но одновременно эта же сумма служила поводом для непрерывных упрёков в транжирстве и неразумной растрате денежных средств.
Таня стойко сносила удары судьбы и хлёсткие мамины фразы. Она научилась терпеть за последние несколько лет! Было трудно припомнить, когда в последний раз из маминых уст звучало что-нибудь позитивное. В основном это были упрёки, претензии и обвинения. Рассуждения о любви в их семье считались дурным тоном. И та скудная порция доброты, которую теперь выделяло материнское сердце, предназначалась для Леськи.
Но по этому поводу Таня никогда не роптала. Она не считала себя обделённой! Ведь у неё был, пускай и короткий, но полноценный период воспоминаний. Запечатлённых на фотографиях, где они втроём — отец, мама и она обнимались, держались за руки и улыбались друг другу…
Над дверью зажглась зелёным цветом продолговатая лампа. Балерина с мамашей поднялись, торопливо собрали свои документы и скрылись за дверью врачебного кабинета.
— Мы следующие, — весело объявила Таня. На что мать только хмуро вздохнула. Как будто винила дочь в том, что теперь ей предстоит неизбежная встреча с ненавистными докторами.
В кабинете врача, куда они вошли спустя полчаса, было светло. У окна стоял большой стол, заставленный папками. С двух сторон от него, каждый за своим монитором, сидели врач и его медсестра. Сам он был долговязый, возрастной, с хмурым, отягощённым болезнью лицом. Его вид не понравился Тане! Вероятно, в пределах этого жизнерадостного алькова, она ожидала увидеть румяного, пышущего радушием здоровяка.
— Добрый день! — поздоровалась медсестра.
Таня с матерью в один голос кивнули. Было нетрудно догадаться, кто из двоих пациент. Тяжело припадая на правую ногу, мама добралась до стула. Она протянула сестре свой потрёпанный временем паспорт. А Таня осталась стоять за спиной. Возможно, надеясь на то, что её присутствия никто не заметит.
— А вы кто? — врач окинул её недоверчивым взглядом.
— Я дочь, — отозвалась она.
— Дочь, подождите за дверью! — бескомпромиссно велел ортопед.
Таня замялась, ища поддержки у дружелюбной сестры. Женщина вскинула брови. Она ничего не сказала, но один только взгляд её карие глаз сумел растопить сердце сурового доктора. И Таня подумала, что этих двоих связывают не только служебные отношения.
— Хорошо, сядьте там, — смягчился врач и приступил к осмотру.
Таня взобралась на плоскую, застеленную синим материалом, кушетку. Она огляделась по сторонам, заметив в дальнем углу череду взятых в рамку дипломов и грамот. Стену напротив украшал красочный транспарант. «Правильные стельки — каждому в семье», — гласил оптимистический лозунг. За ним следовала картинка, где под одним одеялом примостилось сразу четыре пары ступней. Разные по размеру, они принадлежали, соответственно, взрослым и детям. Такая идиллия раздражала! И Таня подумала, что автор плаката явно переоценивал роль правильных стелек в жизни отдельно взятой семьи.
Раздался болезненный вскрик, и устрашающий голос врача вывел её из раздумий.
— Вы с ума сошли? — он буквально кричал, глядя на мать. Та усердно пыхтела, пакуя обратно распухшую от долгих мучений ступню. — Чего вы ждали? Пока само пройдёт?
— Так оно улучшается! — ответила мама в своё оправдание.
Однако же, сей аргумент ничуть не убавил врачебного энтузиазма.
— То есть, до этого было ещё хуже? — глаза доктора округлились. И даже мешки под глазами разгладились от удивления.
— Ну да, — утвердительно закивала мама, не чувствуя подоплёки.
— Идёмте в процедурную! — врач поднялся со стула. Вслед за ним вскочила и Таня. — Вам нельзя! — отрезал доктор.
Он подошёл к узкой двери, за которой скрывалась стерильная комната. И придержал её, ожидая, пока пациентка протиснется внутрь. Голос его продолжал недовольно вещать изнутри. А Таня, в попытке отвлечься, достала свой телефон. Лишённый звука, он беспомощно сигнализировал индикатором. Открыв сообщение, она с трудом сдержала смешок.
«Подлинней и потоньше, или потолще и покороче?», — вопрошало оно.
«Смотря, о чём идёт речь?», — ответила Таня. Ответ не заставил себя долго ждать.
«Сосиски, или сардельки?», — перефразировал Димка и вдогонку прислал удивлённое: «А ты что подумала?».
Их отношения двигались медленно, но неуклонно. Куда? Таня старалась не думать об этом. С каждым днём, с каждым словом, ей хотелось всё больше. Он заставлял её улыбаться! И даже Инка заметила, что с недавних пор глаза её стали светиться особенным блеском. С того вечера Димка молчал о случившемся! Они оба как будто забыли. Но это общее воспоминание сблизило их ещё больше. Теперь он мог взять её за руку, а она прижималась к нему, сидя сзади. Но никто из двоих не решался нарушить границы их дружбы.
