Наряжая своего худосочного пса, Саманта старалась, чтобы их внешний вид сочетался. И всё, чем она украшала себя, немедленно появлялось и у собаки. Потому баснословно богатый кобель щеголял в дизайнерских шмотках, носил ошейник из чистого золота. И громко лаял, демонстрируя зубки, на одном из которых сиял бриллиантовый скайс. Все прочили их роману скорый финал. Энтони и вовсе недоумевал! Ну чем кукла Барби сумела привлечь Пола Торреса? Уж явно не скромностью…
Отец отыскался на кухне. Он застукал его, наливающим пиво в стакан.
— Будешь? — вместо приветствия, папа бросил ему ледяную жестянку.
Тони поймал и кивнул ему в знак благодарности. Он поддел язычок, выпуская наружу шипение.
— И что это? — он указал взглядом за спину.
Отец прошелся и встал напротив окна, откуда был виден ландшафт.
— Нравится? — сказал он, глядя на извергающий струи фонтан. — А ночью он светится!
Тони приблизился.
— Нет! Я имею в виду, что происходит? — конкретизировал он.
Отец вскинул брови:
— А! Ты про бардак? Это еще что! Видел бы ты дом пару недель назад. Большую часть вещей она уже разобрала.
— Ты о ком? — непонимающе выдохнул Энтони.
— О Саманте, — как ни в чём не бывало, ответил отец.
Тони нахмурился:
— Поясни!
Родитель хлебнул из стакана, языком убрал пену с верхней губы:
— Она переезжает сюда.
— Сюда? Но зачем? — Тони почти рассмеялся.
Сама мысль, что в родительском доме поселится женщина, выходила за рамки его понимания. Не говоря уже о том, что этой женщиной может стать кукла Барби. Отец посмотрел на него снисходительно. Свысока уже давно не получалось. Ведь Тони его превзошёл, обогнав на полголовы еще в юности.
Ничуть не смутившись реакции сына, он обвёл взглядом просторную кухню:
— А как ты думаешь? Зачем люди съезжаются?
Неся полный бред, отец оставался вполне адекватным. Чего нельзя было сказать об Энтони. В голове у которого возник ожидаемый ступор.
— Что? Подожди! — он уставился на отца, — Ты шутишь?
— Нет! Как видишь, процесс не из легких, — прокомментировал папа. Он бросил взгляд за окно и вздохнул. — Думаю, вскоре здесь появятся статуя Венеры Милосской.
Костюм, что сидел на нем, как влитой, было трудно назвать домашним. Разве что брюки из тёмного льна были как будто нарочно измяты, и рукава длиннополой рубашки небрежно закатаны к локтю. От природы жёсткие, его волосы идеально лежали, не требуя лишних усилий, а на резко очерченных скулах не было видно ни единого волоска. Тони всегда завидовал его умению быть «с иголочки»! Ведь даже спросонья отец умудрялся выглядеть так, будто за дверью стоят папарацци. Застигнуть его врасплох было почти невозможно.
— Ты же купил ей дом в Педральбесе? — напомнил Энтони.
— Она хочет больше времени проводить вместе, — ответил отец. Он приземлил свой стакан на столешницу.
— А ты? Ты тоже этого хочешь? — сдержанно поинтересовался Тони, наблюдая, как вокруг дна на гладкой поверхности появляется лужица.
— Я не против, — отозвался отец, и добавил, — К тому же поместью необходима женская рука.
Его слова резанули по сердцу! Это было так неожиданно и почти ощутимо физически. Энтони чуть не согнулся пополам. Он сглотнул, ладони в карманах сжались в кулак. Перед глазами потемнело, и отцовский баритон теперь звучал приглушенно.
— Как семейная жизнь? — воспользовавшись паузой, папа решил сменить тему.
— Нормально, — в ответ бросил Энтони.
Взгляд упал на обеденный стол, одна из ножек которого до сих пор была перевязана прозрачным бинтом. Стоя в тени, она не привлекала внимания. Но Энтони помнил, что повязку накладывал собственноручно. Он знал, что под ней параллельно друг другу, расположены девять насечек, сделанных острым ножом. Девять недель, спустя которые мама вернётся домой. И не одна! Она принесёт с собой человека. Он вырастет и станет таким же, как Энтони. В семь лет понять это было не просто, даже при наличии воображения. Он тосковал, предвкушал и боялся одновременно! Подозревая, что теперь жизнь изменится. Но, не зная ещё, что настолько…
Не говоря ни слова, Тони направился прочь. Проходя мимо гостиной, он замер. В дальнем углу, прислонённый к стене, стоял мамин портрет. На нём она была младше, чем Тони. Он часто пытался представить себе её молодое лицо в старости. И не мог! Не мог понять суть обменных процессов судьбы. Если кто-то родился, то кто-нибудь должен пожертвовать жизнью? Недолго думая, Энтони напролом, расталкивая коробки, двинулся в дальний угол. Он выхватил раму и также решительно вышел из комнаты.
— Энтони! Ты ведешь себя как ревнивый подросток! — услышал он в спину отцовский упрёк. И резко замедлился.
— Объясни мне, почему? Почему она? — возмущенное эхо отразило от стен его голос, — Почему не София, или не Агнесс? Ведь Саманта совсем не похожа на мать!
Он обернулся к отцу. Тот стоял посреди коридора с лицом, познавшего суть человека.
— Вот именно! — услышал Энтони. — Всё дело в том, что Саманта совсем не похожа на мать!
Дорогу к машине он преодолел, ни разу не оглянувшись.
«Да насрать», — размышлял про себя, волоча под мышкой незаконно добытый трофей. Почему-то казалось, что в этот дом он уже не вернётся! Ощущение необратимости происходящего толкало вперёд, заставляя идти. Он засунул картину в багажник, сел за руль, отдышался. Какое ему дело до этого дома? До личной жизни отца? Тони знал, что ведёт себя по-дурацки! В нём и, правда, проснулся ребёнок. Тот самый, которым он перестал быть ровно двадцать три года назад…
В боковых стеклах мелькали фасады каменных зданий. Он намеренно выбрал маршрут подлиней. Вождение успокаивало, приводя мысли в норму. Ему не казалось кощунством продать этот дом. Позволить чужим людям делать с ним всё, что захочется! Но поселить в нём блондинку с болонкой представлялось ничем иным, как надругательством.
На ровной дороге Тони дал газу, и машина, взвизгнув, метнулась вперёд.
Всё еще пребывая во власти расстроенных чувств, он вернулся домой. Молча вошёл и разулся. Смех, звучавший из комнаты, неожиданно стих…
Она стала чаще смеяться с тех пор, как они подружились с Анитой. И Энтони, поначалу воспринимая их дружбу в штыки, теперь поощрял её. Но держал ситуацию под контролем! Ибо, зная Аниту, понимал, что долго она не продлится. Эта изменщица скоро сбежит, бросив наивного Эванса! И Тони снова «нырнет с головой», сопровождая его в депрессивном запое.
Они молчали за ужином, и напряжённая тишина повисла над «скатертью-самобранкой». Кэтрин грызла куриную ножку. И от вида её перепачканных в масле губ в нём пробуждался голод совсем иного рода…
— Ты знала о том, что Саманта переезжает? — бросил он в адрес Мартины, которая ворочала ложкой в тарелке с каким-то месивом.
