Больше всего Шелка заинтересовал второй по размеру сарай, задняя стенка которого выходила на просторный двор, окруженный палисадом и покрытый сетью. Колья палисада были заострены на конце, возможно частично для того, чтобы удержать сеть на месте; и хотя при мерцающем небосвете было трудно судить, похоже на огороженной области ничего не росло, за исключением случайных сорняков. Загон для опасных животных, вне всякого сомнения.
Он изучил остальные окрестности. То, что виднелось за виллой, являлось двором или террасой; хотя флигель дома почти закрывал его, Шелк заметил каменные плиты и цветущее дерево в керамической кадке.
Остальные деревья были разбросаны по ухоженным газонам с хорошо рассчитанной небрежностью; повсюду стояли живые изгороди. Кровь построил эту стену и нанял охрану, но не слишком боялся вторжения. Для этого здесь было слишком много листвы.
Хотя, если его сторожевые псы любят полежать в тенечке, грабитель, который попытается использовать деревья Крови для укрытия, столкнется с отвратительным сюрпризом; в таком случае незамысловатый рывок к вилле может быть лучшим вариантом. Что сделал бы на его месте решительный и опытный взломщик, вроде Гагарки?
Шелк тут же пожалел об этой мысли; Гагарка отправился бы домой или нашел бы более доступный для ограбления дом. Он так и сказал. Кровь — не обыкновенный магнат, богатый торговец или разбухший на взятках комиссар. Он — умный преступник, и такой, который (почему?) больше беспокоится о собственной безопасности, чем можно было бы ожидать. По-видимому, преступник с тайнами или с врагами, которые сами по другую сторону закона, — или так это представляется. Безусловно, Гагарка не был его другом.
Однажды, в двенадцать лет, Шелк и еще несколько мальчиков решили ограбить пустой дом. Сейчас он вспомнил, со страхом и стыдом, пустынные гулкие комнаты и мебель в белых чехлах для защиты от пыли. Как расстроена и встревожена была его мать, когда узнала, что они сделали! Она отказалась наказывать его, сказав, что пусть наказание определит хозяин дома, который они взломали.
Он так и не дождался наказания (даже мысль о нем заставила его беспокойно зашевелиться на верхушке стены), хотя провел недели и месяцы в страхе перед ним.
Или, возможно, дождался — вот оно. В конце концов, пока он складывал веревку из конского волоса, доставал топорик и отправлялся на поиски Гагарки, тот пустынный дом все время маячил где-то на краю его сознания, призрачная тень из давно прошедшего сцилладня. Если бы не Гагарка и майтера Мята, если бы не ремонт, который он делал на крыше мантейона, но больше всего, если бы не этот врезавшийся в память дом, чье заднее окно он помогал взламывать, — если бы не все это вместе, он никогда бы не решился забраться в виллу Крови. Или, скорее, в воображаемый дом на Палатине, принадлежавший Крови. На Палатине, где, как он сообразил сейчас, респектабельные богачи никогда не позволят жить такому человеку, как Кровь. Вместо всей этой нелепой юношеской авантюры, он должен был бы…
Должен был бы что? Написать очередное отчаянное письмо патере Прилипала, коадъютору Капитула, хотя Капитул, без всяких сомнений, уже принял решение. Или добиваться личной встречи с Его Святейшеством Пролокьютором — то, что он попытался сделать несколько недель назад и не сумел, когда ему, наконец, стало ясно (или он так думал тогда) насколько серьезно финансовое положение мантейона. Он сжал руки в кулаки, когда вспомнил выражение лица хитрого маленького протонотария Его Святейшества, долгое ожидание, закончившееся только тогда, когда ему сообщили, что Его Святейшество пошел спать. Его Святейшество далеко не молод, объяснил ему протонотарий (как будто он, Шелк, был иностранцем), и в последнее время быстро утомляется.
И тут протонотарий оскалился, изобразив знающе-пренебрежительную злую усмешку, и Шелку захотелось избить его.
Ладно, эти возможности уже исследованы, обе. Однако безусловно есть что-нибудь еще, что он может сделать, что-нибудь разумное, действенное и, самое важное, легальное.
Он все еще обдумывал эту мысль, когда талос, о котором упоминал Гагарка, тяжеловесно скользнул вокруг угла более далекого флигеля, появившись на мгновение только для того, чтобы исчезнуть и появиться вновь; движение сначала унесло его из-под света неба в тень, а потом из тени обратно, под яркий небосвет.
Сначала Шелк подумал, что талос услышал его, но для этого тот двигался слишком медленно. Нет, просто рутинный обход, один из тысяч таких же обходов высокой зубчатой виллы Крови, которые талос сделал с того времени, как Кровь нанял его. Шелк нервно спросил себя, насколько хорошо видит большая машина и сканирует ли она верхушку стены. Майтера Мрамор однажды сказала, что ее зрение хуже, чем у него, хотя он с двенадцати лет использует очки для чтения. Тем не менее вполне возможно, что это эффект ее почтенного возраста; талос может быть моложе, хотя и грубее. Безусловно, Шелк может выдать себя талосу скорее двигаясь, чем оставаясь на месте.
И тем не менее он обнаружил, что чем ближе подходит талос, тем труднее оставаться неподвижным. Оказалось, что талос носит шлем, полированный медный купол, более вместительный, чем многие из вполне респектабельных гробниц. Из-под шлема сверкало лицо великана, сделанное из черного металла: широкий сплющенный нос, выпуклые красные глаза, большие плоские щеки, похожие на плиты сланца, и оскаленный в жестокой усмешке рот. Острые белые клыки, высовывавшиеся из-за розовых губ, скорее всего были пустой угрозой, но рядом с каждым зубом торчало узкое дуло жужжалки, пистолета-пулемета.
Внизу, на почтительном расстоянии от грозной головы, катилось на темных лентах бронированное, похожее на тележку тело; ленты бесшумно несли его над низко скошенной травой. Игломет, меч или топорик, вроде того, который Шелк сжимал потной рукой, могли только слегка поцарапать броню талоса. В открытом бою он был более чем равен по силе целому взводу вооруженных гвардейцев.
Шелк — с жаром — решил никогда не встречаться с ним в открытом бою, и вообще никогда не встречаться с ним, если это окажется возможным.
Почти подойдя к белой полосе — белой каменной дороге, — талос остановился. Его огромная, наводящая ужас голова медленно и бесшумно повернулась, проверила заднюю часть виллы, потом каждое из строений по очереди, потом поглядела вниз, на дорогу, и, наконец, на саму стену, пройдясь по всей ее длине (как показалось Шелку) по меньшей мере дважды. Шелк был уверен, что его сердце остановилось, замороженное страхом. Еще миг, и он потеряет сознание и упадет вниз. Тогда, вне всякого сомнения, талос покатится к нему и разорвет его жестокими стальными рукам, бо́льшими, чем самые большие лопаты; но ему, Шелку, будет все равно, потому что он умрет раньше.
Наконец талос, похоже, заметил его. На долгое мгновение голова перестала двигаться, ее жестокие глаза уставились прямо на него. Плавно, как облако, и неотвратимо, как лавина, машина скользнула к нему. Потом, настолько медленно, что сначала он не разрешил себе поверить в это, она отклонилась влево, пристальный взгляд перестал буравить его глаза, и он сумел увидеть на круглых боках лестницы со ступеньками из изогнутых стержней, которые позволяли труперам во время боя забраться на плоскую спину.
