Здесь парфюмеры размахивали высокими веерами из раскрашенной пампасной травы, распространяя в перегретом воздухе ароматы, соответствующие каждому мыслимому женскому имени; а там эти ароматы соперничали с вкусными запахами жарящегося мяса и булькающего рагу, а также вонью от животных, людей и испражнений тех и других. Здесь говяжьи бока и целые свиные туши свисали с жестоко выглядящих крюков из кованого железа; а там (когда Шелк повернул налево, в поисках тех, кто продает живых животных и птиц) предлагали богатый урожай озера: рыб с разинутыми ртами, серебряными боками и выпученными глазами; мидий; извивающихся угрей; раздражительных черных раков с клешнями как клещи, с рубиновыми глазами и жирными хвостами, более длинными, чем человеческая рука; спокойных серых гусей и уток, богато одетых в коричневое, зеленое и черное; и еще редких странно-голубых речных птиц, которых называют чирками. Раскладные столы и толстые многоцветные одеяла, разложенные на вытоптанной неровной земле, содержали браслеты и декоративные булавки, сверкающие кольца и ниспадающие ожерелья, элегантные мечи и прямые обоюдоострые кинжалы с рукоятками из редкой древесины или раскрашенной кожи; а еще молоты, секиры, колуны и молотки.
Быстро проложив дорогу через толпу, главным образом благодаря росту, немалой силе и сану авгура, Шелк задержался понаблюдать, как нервная зеленая обезьянка предсказывает судьбу за биткарту и как ткачиха соединяет восемь или девять ниток, завязывая десятитысячный узел в ковре; ему показалось, что ее руки работали независимо от пустого маленького лица.
И все это время, пока он стоял, глазея, или проталкивался через толпу, Шелк заглядывал глубоко в глаза тех, кто пришел купить или продать; он пытался заглянуть в их сердца, напоминая себе (когда такие подсказки были необходимы), что Пас дорожит каждым из них. Великий Пас, который понимает намного больше обычного человека, считает эту увядшую домохозяйку с корзиной в руке более ценной, чем любую статуэтку, вырезанную из слоновой кости; а этот угрюмый рябой мальчик (так Шелк подумал о нем, хотя тот был всего на год-два моложе его), готовый схватить медную серьгу или яйцо, стоит больше, чем все товары, которые все такие мальчики надеются украсть. Пас построил виток для Людей, а не создал мужчин, женщин и детей для витка.
— Найди сегодня! — крикнуло полдюжины голосов практически одновременно по доброй воле Певучей Молпы (или случайно, без конца повторяя одно и то же). Следуя на звук, Шелк обнаружил, что нашел продавцов, которых искал. Стреноженные олени становились на дыбы и вырывались, их кроткие коричневые глаза были дикими от страха; огромная змея поднимала плоскую злобную голову и шипела, как чайник на плите; живые лососи плескались в мрачных резервуарах со стеклянной передней стенкой; свиньи хрюкали, барашки блеяли, цыплята пронзительно пищали, беспорядочно толкущиеся в загоне козы глазели на проходящих мимо с любопытством и острым подозрением. Есть ли здесь кто-нибудь, кто будет достойным благодарственным подношением Внешнему? Этому одинокому непонятному богу, загадочному, милосердному и суровому, чьим компаньоном он был, казалось, меньше, чем мгновение, и дольше, чем век? Шелк застыл на краю бурлящей толпы, прижав ногу к неочищенным шестам, ограждавшим коз; он обыскал все хранилище пыльных знаний, так тяжело приобретенных в схоле за восемь лет, и ничего не нашел.
На другой стороне загона с козами хорошо заметный молодой ослик бродил по кругу, меняя направление каждый раз, когда его владелец хлопал в ладоши, и кланялся (передняя нога вытянута вперед, широкий лоб в пыли), когда тот свистел. Такое отлично обученное животное, подумал Шелк, будет великолепной жертвой любому богу; но ослик стоит карт тридцать, а не три.
Жирный бык, который напоминал состоятельно выглядящего человека по имени Кровь, вполне мог получить три карты Крови, но только после долгого горячего спора. Многие авгуры выбирали таких жертв, когда могли: то, что оставалось после жертвоприношения, могло обеспечить кухню палестры по меньшей мере на неделю, накормить майтеру Роза, майтеру Мята и его, а также многих воспитанников, но Шелк не мог поверить, что такое раздувшееся, откормленное в стойле животное, как бы роскошно оно ни было, может понравиться богу; да и он сам не часто баловал себя едой такого рода.
Ягнята — абсолютно черные для Мрачного Тартара, Рокового Гиеракса и Беспощадной Фэа, чисто белые для оставшихся Девяти — были жертвами, которые чаще всего упоминались в Хресмологических Писаниях, но он уже пожертвовал несколько таких ягнят и не привлек божественного внимания к Священному Окну. Разве будет такой ягненок — или даже целое стадо ягнят, потому что с картами Крови он мог приобрести немалых размеров стадо — достойной благодарностью занавешенному вуалью неподкупному богу, который сегодня оказал ему такую милость?
А вот эта собакоголовая обезьяна, наученная освещать путь хозяину факелом или фонарем и защищать его (согласно неграмотно написанной афише) от разбойников и убийц, стоит по меньшей мере столько же, сколько осел. Покачав головой, Шелк прошел мимо.
Летун — возможно тот же самый — безмятежно проплыл над головой, на этот раз его широкие просвечивающие крылья были отчетливо видны, тело казалось темным крестом на фоне темнеющей полосы солнца. Дородный бородатый человек рядом с Шелком потряс кулаком, и несколько человек прошептали проклятия.
— Никто никогда не хочет дождя, — философски заметил самый ближний из продавцов животных, — но все хотят жрать.
Шелк согласно кивнул:
— Боги насмехаются над нами, сын мой, или по меньшей мере так написано. Удивительно, что они не смеются во весь голос.
— Как ты думаешь, патера, они действительно шпионят за нами, как трезвонит Аюнтамьенто? Или они приносят дождь? Дождь и бури, так обычно говорил мой старый отец, а раньше его отец. Я заметил, что это довольно часто подтверждается. Лорд Пас должен знать, что мы можем использовать некоторые из этих дней.
— Я действительно не знаю, — признался Шелк. — Я видел одного около полудня, но дождя еще нет. А если он шпион, то что этот летун может увидеть такого, что не может увидеть любой приезжий?
— Ничего такого не знаю. — Продавец сплюнул. — Предполагается, что он должен принести дождь, патера. Давай надеяться, что на этот раз сработает. Ищешь хорошую жертву, а?
Должно быть, лицо Шелка выдало его удивление, потому что продавец усмехнулся, показав сломанный передний зуб.
— Я знаю тебя, патера, — старый мантейон на Солнечной улице. Но сегодня ты прошел мимо загона для овец. Похоже, тебя они не устраивают.
Шелк постарался остаться равнодушным:
— Я узнаю нужное мне животное, как только увижу его.
— Конечно узнаешь — дай мне показать тебе мое. — Продавец поднял грязный палец. — Нет, погоди. Дай-ка мне спросить тебя. Я не шибко много знаю, патера, но разве не ребенок — самое лучшее жертвоприношение? Самый лучший дар, который человек или даже целый город может сделать богам? Величайший и высочайший?
Шелк пожал плечами:
— Так написано, хотя на памяти живых ни одна такая жертва здесь не предлагалась. Я не верю, что могу сделать это сам, и в любом случае это против закона.
