Книга Кальде Длинного Солнца, страница 20. Автор книги Джин Вулф

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кальде Длинного Солнца»

Cтраница 20

Гагарка, слабый и больной, пожал плечами:

— Ну, если ты так говоришь.

— Для нас все не так. Просто сесть где-то там и дать всему замедлиться, пока я засыпаю, и уснуть, и чтобы никто не приходил будить меня — вот это звучит хорошо. И это звучит хорошо для сержанта, тоже, и для майора. И мы не поступаем так только потому, что нам полагается защищать Вайрон. А это значит кальде, потому что он один говорит, что хорошо для Вайрона, а что нет.

— Предполагается, что новым кальде будет Шелк, — заметил Гагарка. — Я его знаю, и так сказала Сцилла.

Кремень кивнул:

— Будет здорово, если это произойдет, но еще не произошло и, могет быть, никогда не произойдет. Но у меня сейчас есть патера, сечешь? И я могу идти за ним и все время охранять его, и он даже не говорит мне не охранять, как делал поначалу. Так что я хочу сидеть и умирать не больше, чем ты.

Орев одобрительно подпрыгнул.

— Хорош! Хорош!


* * *


— Ты уверена, что это все, дочь моя? — довольно резко спросил Наковальня, шедший впереди них.

— Это все, что случилось с того времени, когда патера Шелк отпустил мне грехи в сфингсдень, — объявила Синель. — Во всяком случае, все, что я помню. — И извиняющимся тоном добавила: — Прошло не шибко много времени, и ты сам сказал: все, что я сделала, когда была Кипридой или Сциллой, не считается.

— Все, что они сделали. Боги не могут творить зло. По меньшей мере, не на нашем уровне. — Наковальня прочистил горло и убедился, что правильно держит четки. — В таком случае я приношу тебе, дочь моя, прощение от имени всех богов. Именем Лорда Паса ты прощена. Именем Божественной Ехидны ты прощена. Чудесным, вечно действенным именем Сверкающей Сциллы, самой восхитительной из всех богинь, перворожденной и неописуемой покровительницы нашего святого…

— Я больше не она, патера. Лилия.

Наковальня, охваченный внезапным, хотя и ложным предчувствием, расслабился:

— Ты прощена. Именем Молпы, ты прощена. Именем Тартара, ты прощена. Именем Гиеракса, ты прощена.

Он набрал воздух в легкие:

— Именем Фелксиопы, ты прощена. Именем Фэа, ты прощена. Именем Сфингс, ты прощена. Во имя всех младших богов, ты прощена. Встань на колени, дочь моя. Я начерчу знак сложения над твоей головой.

— Я бы хотела, чтобы Гагарка не видел. Не можешь ли ты…

— На колени! — рявкнул Наковальня и, как заслуженное наказание, добавил: — Наклони голову! — Она так и сделала, и он махнул четками, вперед и назад, вправо и влево.

— Надеюсь, он меня не видел, — прошептала Синель, поднимаясь на ноги. — Не думаю, что он тащится от религии.

— Осмелюсь сказать, что нет. — Наковальня сунул четки в карман. — А ты, дочь моя? Если это так, ты меня полностью разочаровала.

— Мне кажется, что мне лучше, патера. Стало, я имею в виду, после того, как ты отпустил мне грехи. Нас могли убить, когда наш талос сражался с солдатами. Гагарку почти, и потом солдаты кончили бы нас. Я думаю, они не знали, что мы находимся на его спине. Когда его охватил огонь, они, могет быть, побоялись, что он взорвется. Если б они оказались правы, нас бы всех убило.

— Они вернутся за своими мертвыми, в конце концов. Должен сказать, эта перспектива тревожит меня. Что, если мы их встретим?

— Ага. Мы должны скинуть советников, верно?

Наковальня кивнул:

— Так ты приказала нам, когда была одержима Сциллой, дочь моя. И еще мы должны сместить Его Святейшество. — Наковальня разрешил себе улыбнуться, или, возможно, не смог не улыбнуться. — Я займу его место.

— Ты знаешь, что случилось с теми, кто пошел против Аюнтамьенто, патера? Их убили или бросили в ямы. Всех, насколько я слышала.

Наковальня мрачно кивнул.

— Вот я и подумала, что будет лучше, если ты это сделаешь. Исповедуешь меня. Могет быть, мне остался всего день. Не так-то много.

— Женщин и авгуров обычно не подвергают позору казни, дочь моя.

— Даже если они идут против Аюнтамьенто? Не думаю. В любом случае меня запрут в Аламбреру или бросят в яму. Там, в ямах, слабых съедают.

Наковальня, ниже Синель на голову, поглядел на нее снизу вверх:

— Судя по твоим ударам, ты совсем не слабая, дочь моя. И ты била меня очень сильно, знаешь ли.

— Прости, патера. Это совсем не личное, и ты сам сказал, что это не считается. — Она посмотрела через плечо на Гагарку, Плотву и Кремня. — Могет быть, нам лучше пойти медленнее, а?

— С удовольствием! — Ему приходилось напрягаться, чтобы идти вровень с ней. — Как я и сказал, дочь моя, то, что ты мне сделала, не может считаться злом. Сцилла имеет право бить меня, как мать — ребенка. Полная противоположность тому, как этот человек, Гагарка, вел себя по отношению ко мне. Он схватил меня и бросил в озеро.

— Не помню.

— Сцилла не приказывала ему это сделать, дочь моя. Он действовал по собственной злой воле. Если бы меня попросили отпустить ему этот грех, я вовсе не уверен, что смог бы заставить себя это сделать. Ты находишь его привлекательным?

— Гагарку? Конечно.

— Признаюсь, я сам нашел его прекрасным образцом самца, когда впервые увидел. Нельзя сказать, что он красив, но, тем не менее, его мускулистая мужественность очень впечатляет. — Наковальня вздохнул. — Мечты… Я имею в виду, что юные женщины, такие как ты, дочь моя, нередко мечтают о таком мужчине. Грубом, но, как они надеются, не лишенном внутренней чувственности. Но когда они встречаются с таким субъектом, неизменно разочаровываются.

— Он приложил меня пару раз, пока мы перлись в это святилище. Он рассказал тебе об этом?

— О посещении святилища? — Брови Наковальни взлетели вверх. — Гагарка и ты? На самом деле — нет.

— Бил меня, я имею в виду. И даже, могет быть… Не имеет значения. Однажды я присела на один из белых камней, и он ударил меня ногой. По ноге. И болит до сих пор, вот.

Наковальня покачал головой, потрясенный жестокостью Гагарки:

— Могу себе представить, дочь моя. Я, например, не стал бы критиковать тебя за это.

— Только скоро все кончится. Киприда, сечешь… ну, ты знаешь, что говорила Сцилла. Это все началось на похоронах Элодеи. Элодея — это девица, которую я раньше знала. — Синель переложила гранатомет в другую руку и вытерла глаза. — Мне все еще очень жаль ее. Всегда будет.

— Твоя печаль делает тебе честь, дочь моя.

— Сейчас она лежит в ящике глубоко в земле, а я в ней иду, только моя дорога намного глубже. И я спрашиваю себя: не мертва ли я, как она? Могет быть, да.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация