— Вы сами должны поспать, мой генерал, — и поесть. Или завтра вы будете ни на что не годны.
— Обязательно, но позже. Пожалуйста, садись. Мы устали, все мы, а ты просто замучался. — Она повернулась к Бизону. — У нас, в Капитуле, есть правило для сивилл, таких как я, и авгуров, таких как патера Шелк. Оно называется дисциплина и восходит к древнему слову, которое значило «ученик» или «студент». Если ты учитель, как я, ты должен установить в классе дисциплину прежде, чем начинать учить. Иначе они все будут так заняты разговорами между собой, что не услышат ни слова из того, что ты им говоришь, и будут рисовать картинки вместо того, чтобы заниматься.
Бизон кивнул.
Вспомнив прошлогоднее происшествие, майтера Мята опять улыбнулась.
— Если ты сама не говоришь им рисовать картинки. Но если говоришь рисовать, они будут писать записки друг другу.
Капитан пригладил усики:
— Мой генерал. У нас тоже есть дисциплина, у офицеров и гвардейцев. То же самое слово. И, я осмелюсь сказать, практика не очень отличается.
— Я знаю, но не могу использовать вас, чтобы патрулировать улицы и остановить грабежи. Хотела бы я, чтобы могла, капитан. Это было бы очень удобно и, без сомнения, эффективно. Но слишком много гвардейцев являются нашими врагами. Вспыхнуло бы восстание против нашего восстания, поэтому мы и не можем себе позволить патрулировать улицы.
Она повернулась к Бизону:
— Ты понимаешь, почему это необходимо, верно? Скажи мне.
— Мы грабим себя, — ответил он.
Из-за бороды было трудно прочитать выражение его лица, но она попыталась и решила, что ему неловко.
— Вот именно. Люди, чьи дома и лавки разграбили, — наши люди, и, если они останутся дома, чтобы защищать свое добро, они не смогут сражаться за нас. Но это не все, верно? Что еще ты хотел сказать?
— Ничего, генерал.
— Ты должен сказать мне все. — Она хотела бы коснуться его, как она касалась в такие моменты детей, но решила, что это можно было бы неправильно истолковать. — Сказать мне все, когда я спрашиваю, — тоже дисциплина, если хочешь знать. Мы же не собираемся позволять гвардейцам быть лучше нас, а?
Бизон не ответил.
— Но это даже важнее, чем дисциплина. Сейчас ничего не может быть важнее для нас, чем знать то, что ты считаешь важным. Ты, и капитан, и Зорилла, и Калужница, и все остальные. — Он все равно ничего не сказал, и она добавила: — Ты хочешь, чтобы мы потерпели поражение, лишь бы тебе не было стыдно, Бизон? Но так и будет, если мы не будем делиться опасениями и информацией: мы подведем богов и умрем. Все мы, скорее всего. И, безусловно, я, потому что я буду сражаться до тех пор, пока меня не убьют. Ну, что это?
— Пожары, — выпалил он. — Пожар хуже грабежа, намного хуже. С этим ветром они сожгут весь город, если мы их не остановим. И… и…
— И что? — майтера Мята закусила нижнюю губу. — И не погасим пожары, которые, конечно, уже бушуют по всему городу. Ты прав, Бизон. Как всегда. — Она посмотрела на дверь. — Ворсянка? Ты все еще там? Войди, пожалуйста. Ты мне нужна.
— Да, майтера.
— Мы говорим друг другу, что должны отдохнуть, Ворсянка. Похоже, это вроде как традиция этой ночи. И ты не исключение. Ведь ты была больна всего несколько дней назад. Разве патера Шелк не принес тебе Мир Паса?
Ворсянка — худая и бледная тринадцатилетняя девочка, с тонкими чертами лица и блестящими черными волосами — мрачно кивнула:
— В сфингсдень, майтера, и я сразу почувствовала себя лучше.
— Это было в сфингсдень, сейчас у нас гиераксдень. — Майтера Мята посмотрела на голубые фарфоровые часы, стоявшие на буфете. — Через несколько часов фелксдень. Тем не менее, меньше недели назад ты была на грани смерти и сегодня ночью выполняла мои поручения, хотя должна была быть в кровати. Сможешь выполнить еще одно?
— Я чувствую себя хорошо, майтера.
— Тогда найди Липу. Скажи ей, где я, и что я хочу видеть ее, как только она сможет отлучиться. Потом иди домой и ложись спать. Я сказала домой. Ворсянка, ты сделаешь это?
Ворсянка сделала реверанс, повернулась и убежала.
— Хорошая, разумная девочка, — сказала майтера Мята Бизону и капитану. — Не моя ученица. Мои — старше, и сражаются или ухаживают за ранеными. Или сражались. Ворсянка — майтеры Мрамор, и, очень вероятно, лучшая из ее учениц.
Мужчины кивнули.
— Капитан, я не хочу заставлять вас ждать дольше. Бизон, я начала говорить о дисциплине. Меня прервали, и правильно, потому что я была слишком многоречивой. Я собиралась сказать, что при помощи дисциплины из двадцати мальчиков и девочек можно сделать восемнадцать хороших учеников. Я могу, и ты тоже можешь. На самом деле ты, скорее всего, после небольшой практики сможешь сделать это лучше меня. — Она вздохнула и заставила себя выпрямить спину и отвести плечи назад. — Из оставшихся двоих один никогда не будет хорошим учеником. В нем нет этой жилки, и ты можешь только не давать ему мешать другим. А другому вообще не нужна никакая дисциплина, по меньшей мере так кажется. Правда Паса состоит в том, что он дисциплинировал себя раньше, чем ты призвала класс к порядку. Ты понимаешь меня?
Бизон кивнул.
— Ты — один из таких. Иначе ты бы не стал моим заместителем. Которым ты являешься. Если меня убьют, ты должен будешь возглавить армию.
Бизон усмехнулся, большие белые зубы сверкнули в зарослях его черной бороды.
— Боги любят вас, генерал. Я много о чем беспокоюсь, но не о том, что вас могут убить.
Она подождала ответа получше.
— Гиеракс не даст, — наконец объяснил он. — Но, если это все-таки произойдет, я сделаю все, что в моих силах.
— Я знаю это, потому что ты всегда так делаешь. Но ты должен найти таких же, как ты. У нас нет времени, чтобы установить настоящую дисциплину, хотя я очень этого хочу. Выбери людей с иглометами, карабинов не нужно, — людей постарше, которые сами не будут грабить, когда их пошлют остановить грабителей. Организуй их в группы по четыре, каждой группе назначь начальника и скажи примерно так: «Не забывайте, что это исключительно важно. Говорите всем, кого встретите, что необходимо остановить грабежи и пожары. И пускай они убивают всех, кто грабит и поджигает».
Она встала:
— Капитан, сейчас мы с тобой пойдем. Я хочу посмотреть, как ты все устроил. Мне нужно очень много выучить, и у меня очень мало времени на учебу.
За дверью, выходившей на улицу, стояли Рог, с захваченным карабином, и Крапива с иглометом.
— Рог, иди в дом и найди себе кровать, — сказала ему майтера Мята. — Это приказ. Когда проснешься, вернешься сюда и сменишь Крапиву, если она еще будет здесь. Крапива, я иду к Аламбрере с капитаном, скоро вернусь.
Холодивший лицо ветер казался почти сверхъестественным после стольких месяцев жары; она пробормотала благодарности Молпе, но потом вспомнила, что ветер раздувает пожары, которых так боялся Бизон, и что ветер может — и, скорее всего, где-то уже сделал — распространить огонь на лавки, конюшни и мастерские. Да, есть большая вероятность, что весь город сгорит, пока она сражается с Аюнтамьенто за него.
