— Конечно, патера. Секи, Синель: патера — био, как и ты, а убить био, вроде тебя или его, — раз плюнуть. У тебя нет никаких шансов, и тем более у него. Есть пленный, который готов рвануть каждую минуту, и, если не избавиться от него каким-нибудь образом, так и будет. Если бы я принимал решение, я бы шлепнул его прямо сейчас, и тогда с патерой ничего не произойдет.
— Он нам нужен. Он должен показать вход в яму и дверь, которая ведет в подвал Хузгадо.
— Но ведь мы не собираемся туда входить, а? И если я сумею точно узнать, где мы, я найду вход в Хузгадо. Почему бы не успокоить его, раз и навсегда? — Карабин Кремня, как бы случайно, повернулся к Туру, палец лег на спусковой крючок.
— Счастлив сказать, что в яму мы не пойдем, — сказал им Наковальня. — Да, Гагарка хотел идти туда, но я никогда не видел для этого ни одной хорошей причины. К сожалению, и в Хузгадо мы тоже не можем идти, хотя Сжигающая Сцилла направила нас именно туда. Возможно, я здесь единственный, кто помнит ее инструкции. Но, уверяю тебя, это так.
— Лады, — устало сказала Синель. — Я тебе верю.
— Так и должно быть, дочь моя, ибо Сцилла говорила твоим ртом. И это навело меня на новую мысль. Она сделала Гагарку, Плотву и меня ее пророками, оговорив, что я должен буду стать Пролокьютором, заменив Его Святейшество. Плотва покинул этот виток, так ужасно зараженный злом, и ушел в более счастливую жизнь в Главном компьютере. Сжигающая Сцилла может вернуть его, возможно, если решит это сделать. Я не могу. Если мы прекратим поиски Гагарки, или, по меньшей мере, отложим — и, признаюсь, многое призывает меня так и сделать, — из тройки Сциллы останусь только я.
Раньше, терзаемый многочисленными помехами, я стремился объяснить свою позицию. Но поскольку вам всем не хватает терпения и мое объяснение никто не услышал, я потрачу на него несколько секунд. Внимание, вы оба.
Наковальня заговорил более твердым голосом:
— Я разбудил в себе авгура и мужчину, обоих. Слугу Человечества, если хотите. Слугу богов, в особенности. Вас здесь трое. Один меня любит, двое — ненавидят. Я об этом знаю.
— Я вовсе не ненавижу тебя, — запротестовала Синель. — Ты дал мне поносить твою сутану, когда я замерзла. И Гагарка не ненавидит тебя. Ты только так думаешь.
— Спасибо, дочь моя. От своих братьев-авгуров, работающих в мантейонах, я узнал, что предлагаемая пропорция — два к одному — самая частая, хотя наша паства значительно меньше. Очень хорошо, мой добрый народ, я это принимаю. Тем не менее, я сделаю все, что в моих силах для всех и каждого, рассчитывая на вознаграждение с востока.
— Поняла? — Кремень толкнул локтем Синель. — Что я тебе говорил? Величайший человек в Витке.
Орев склонил голову и посмотрел на Наковальню:
— Где Гаг?
— Нигде, я боюсь, — полушутя-полусерьезно сказал ему Наковальня. — Его не найти в том сияющем городе, который мы называем Рассудком. Он кого-то окликнул. Я видел, как он это сделал, хотя никого не было видно. Поздоровавшись с этим невидимкой, он умчался прочь. Ты видела, что наш добрый капрал последовал за ним, но потерял его в темноте.
— Секи, Синель, эти зеленые огоньки работают не так, как думают люди, — сказал Кремень. — Био считают, что они ползают все время туда-сюда и даже не заботятся о том, где находятся; на самом деле это не так. Если один туннель яркий, а другой — темный, они направятся в темный, сечешь? Очень медленно, но поползут. Поэтому они распространяются.
— Тур тоже говорил что-то в этом роде, — кивнула Синель.
— В маленьком месте они со временем разбредутся повсюду и перестанут двигаться, ну разве что отползут от окна днем; зато в большом, вроде этого, они никогда не остановятся. Только они шибко низко не спускаются, иначе на них наступят и им кранты.
— Многие из этих туннелей спускаются вниз, как и тот, по которому убежал Гагарка, — возразила она, — но я видела в них огоньки.
— Зависит от того, насколько в них темно и какой крутой спуск. Если там слишком круто, они в него не пойдут.
— Да, довольно крутой спуск, — уступила Синель, — и мы шли достаточно долго, но потом мы пошли этим, который поднимается, помнишь? Он не идет вверх так резко, как спускался тот, темный, и здесь есть огоньки, но мы поднимаемся уже очень долго.
— Мне кажется, дочь моя…
— Вот я и спрашиваю себя, а пошел ли Гагарка вверх, как и мы? Он же, вроде как, в отключке.
— Он ненормальный, — решительно подтвердил Наковальня. — Я надеюсь, что только временно, но, временно или нет, он не в состоянии мыслить логически.
— Ага, и вот почему мы выбрали туннель, который ведет вверх и о котором я говорила, патера. Мы-то не шизанулись и хотим не только отыскать Гагарку, но и вернуться на поверхность. Но если Гагарка действительно поехал мозгами… Если хочешь лилейное слово, вот оно: мне вы все, быки, кажетесь ку-ку, но я не обращаю на это внимания. Но он, все-таки, мог идти дальше вниз, потому как так легче. Ты сам сказал, что он бежал, а бежать легче вниз.
— Пожалуй, в твоем предположении что-то есть, дочь моя. Мы не должны забывать о нем, если, после обсуждения, решим, что надо продолжать преследование.
А сейчас, не подвести ли мне итог? Единственный вопрос: продолжаем ли мы или прерываем поиски, по меньшей мере временно, и пытаемся вернуться на поверхность? Разрешите мне, пожалуйста, точно сформулировать обе возможности. Я постараюсь быть кратким. Если у кого-нибудь из вас будет что добавить, вы можете свободно высказать ваши соображения, когда я закончу.
Мне представляется, что есть единственная неоспоримая причина продолжать наши поиски, и я уже касался ее. Гагарка — один из триединых пророков, получивших полномочия от Сциллы. Будучи пророком, он является теодидактом исключительной ценности, как и покойный Плотва. Именно по этой причине — и только по ней одной, — я приказал Кремню следовать за ним после его поспешного ухода. И исключительно по этой причине я продолжал преследование так долго. Потому что я — тоже пророк. Единственный оставшийся пророк, как я уже вам говорил.
— Он — один из нас, — заявила Синель. — Я была с ним в Лимне перед тем, как мной завладела Сцилла, и я очень мало помню про лодку. Мы не можем уйти и бросить его здесь.
— Я и не предлагаю так поступать, дочь моя. Прошу тебя, выслушай меня. Мы все истощены и умираем от голода. Когда, во исполнение воли Сциллы, мы вернемся на поверхность с ее посланием, мы отдохнем и поедим. Более того, мы сможем подключить к нашему поиску других. Мы сможем…
— Ты сказал, что мы могем предлагать чегой-то свое, а? — прервал его Тур. — А я могу? Могу я чего вякнуть, или ты прикажешь твоему хэму меня кончить?
