— Но она не захотела сказать мне, — добавил Кровь, — кто рассказал ей об этом. Или ты передумала, мама?
— Конечно, нет. Я дала слово.
Лори, который стоял, облокотившись на каминную полку, отошел от нее и встал перед майтерой Мрамор.
— Это маленькое совещание слишком затянулось. Разрешите мне сказать вам, чего мы хотим, майтера. Потом вы можете вернуться обратно и повторить мои слова птеротруперам из Тривигаунта и пяти тысячам бунтовщиков Мяты, хотя лично я не по-джентльменски сомневаюсь, что их так много. Мы не собираемся вести переговоры. Вы принимаете наши условия, или мы убиваем всех этих пленных, включая Шелка, и подавляем мятеж.
Наковальня опять выпрямился:
— У вас нет права…
Кулак Потто ударил по щеке Наковальни со звуком почти таким же громким, с каким сломалась книжная подпорка.
— Итак, мы дошли до этого. — Майтера Мрамор пригладила черную юбку, покрывавшую ее металлические бедра. — Следующими будут иглометы и ножи, никаких сомнений.
— Я предупреждаю вас, советник Потто, — сказал Шелк. — Не делайте этого еще раз.
— Иначе вы сломаете мне шею? — Потто улыбнулся так, как улыбается жирный мальчишка, глядящий на украденный пирог. — Маленького мясника бьешь, большой мясник лает? Мы уже поиграли в «кто кого сильнее». Если вы уже забыли, я могу опять поучить вас правилам.
Наковальня сплюнул кровь.
— Справедливые боги отмстят за оскорбление авгуров. Гибель…
Потто поднял руку, и Наковальня замолчал.
— Без рук, — предложил Орев.
— Боги могут отомстить, а могут и нет, — прошептал Шелк. — Я не знаю, и, если бы меня заставили выбирать, я бы сказал, что они не делают ничего такого.
Лори зааплодировал, с сардонической улыбкой; Потто присоединился к нему спустя полсекунды.
Внезапно голос Шелка наполнил комнату:
— Закон, однако, делает. Майтера объяснила вам, сколько бойцов у генералиссимуса Узика, сказав — очень честно и разумно, по-моему, — что не хочет, чтобы вы чувствовали себя обманутыми, когда все закончится. Вам стоило слушать ее более внимательно.
— Скажи им! — вставил Меченос.
— Я пытаюсь. — Шелк кивнул, главным образом (как показалось) себе. — Поскольку все это очень скоро закончится. Будет суд, и вы, советник Потто, и вы, советник Лори, будете слушать, как майтера, Синель, мастер Меченос и патера Наковальня будут свидетельствовать о том, что они видели и слышали — и еще чувствовали, — судье, который больше не будет бояться вас.
Потто хихикнул и посмотрел на Лори:
— И это тот, кого выбрали, чтобы заменить нас?
— Да, хотя сначала я тоже не поверил, но начинаю принимать, — сказал Кровь, удивив всех.
— Советник, все живые существа снашиваются, и со временем их надо заменять, — заметила майтера Мрамор Потто.
— Не меня!
— Мне кажется, вы должны только приветствовать это. Сколько лет вы усиленно трудитесь, заботитесь и планируете, все ради нашего неблагодарного города? Пятьдесят? Шестьдесят?
— Дольше! — Потто опустился на позолоченное канапе.
— Советник, — поинтересовался Шелк, — вы — не настоящий Потто в подводной лодке, но вы сами, с кем я говорю — помните Виток Короткого Солнца? Советник Лори утверждает, что там могли добывать мрамор. Я ничего не знаю о старинных вещах, но слышал, что в нашем витке этот камень никогда не находили в природе.
— Я не настолько стар.
— Я собираюсь перечислить наши требования, — рявкнул Лори. — И поскорей покончить с этим.
Майтера Мрамор встала с кресла и подошла к Шелку.
— Давайте, советник, пожалуйста.
— Как я и сказал, никаких переговоров. Следующие пять условий воплощают наши требования, и мы не готовы принять ничего меньшего. — Лори выудил из внутреннего кармана листок бумаги и с треском развернул его.
— Во-первых, Шелк должен публично заявить, без всяких оговорок, что он никогда не был кальде и никогда им не будет, что в Вайроне нет никакого кальде, и Аюнтамьенто — единственное законное правительство.
«Я буду счастлив заявить это, лишь бы был мир», — сказал ему Шелк и, только выговорив последнее слово, сообразил, что говорил мысленно.
— Во-вторых, не должно быть никаких выборов новых советников. Вакантные места останутся вакантными, и нынешние члены Аюнтамьенто сохранят свои посты.
В-третьих, Рани из Тривигаунта должна вывести свои войска с территории Вайрона, предоставить заложников — мы назовем их имена, — чтобы гарантировать невмешательство в наши дела.
В-четвертых, гражданская гвардия выдает нам, Аюнтамьенто, офицеров-предателей, которых ждет суд и наказание.
Пятое и последнее. Бунтовщики должны сдать оружие, которое будет собрано армией.
— Я предлагаю вам молиться долго и усердно над этим, сын мой, — пробормотал Наковальня, несмотря на разбитые губы, — и принести что-то в жертву. Мудрость богов не просветлила ваш совет.
— Нам все это не нужно, — ответил Потто.
— Когда Вспыльчивая Сцилла узнает…
— А что вы предлагаете Рани, бунтовщикам, как вы называете их, и гвардии взамен? — прервала его майтера Мрамор.
— Мир и всеобщую амнистию. Пленники, которых вы видите здесь, включая Шелка, будут освобождены целыми и невредимыми.
— Понимаю. — Майтера Мрамор положила руку на плечо Шелка. — Я очень разочарована. Именно я всячески убеждала генералиссимуса Узика и генерала Саба, что вы — разумные люди. Они послушали меня, главным образом из-за мужества моей сив, генерала Мята. И из-за ее побед, которыми мы все очень гордимся, если, говоря так, я не оскорбляю хороших богов, даровавших ей их. Но теперь я обнаружила, что, вступившись за вас, я безрассудно потратила весь кредит доверия, который она заработала нам.
— Если вы считаете нас неразумными… — начал было Лори.
— Да, считаю. Вы сказали, что патера Шелк на самом деле не кальде. Тогда какой толк от его заявления? Что он должен сказать людям, по вашему мнению? Разве авгур из мантейона на Солнечной улице может сказать, что ваше Аюнтамьенто должно продолжить править городом? Вы только выставляете себя на посмешище.
— Почему тогда вы не смеетесь? — рявкнул Потто.
— Кальде? — улыбнулся Лори. — Таковы наши требования. Пролокьютор не освободил вас от обетов, как вы сами сказали, значит, вы хотите, чтобы он это сделал. Хотите ли вы отказаться от поста кальде, который, на самом деле, никогда не занимали?
— Да, я бы не хотел ничего другого. — Шелк, опиравшийся на трость Меченоса с серебряной окантовкой, выпрямился. — Я не выбирал стезю политика, советник. Политика выбрала меня.
