— Если бы я была свободна, я бы вызвала вас на дуэль. И еще, быть может, вызову. Я не знала, Мята. Если бы вы, как я, имели дело с Сабой и ее дирижаблем, вы бы знали, что решение, принятое до тенеподъема, будет исполнено только в полдень, вечером или вообще на следующий день. Освободите меня. Я опять получу их и освобожу. И кальде Шелка.
Пару секунд майтера Мята изучала ее, поджав губы.
— Хорошо. Я принимаю ваше объяснение. Я извиняюсь.
Потто хихикнул:
— Но ваш дирижабль, похоже, еще не долетел до Тривигаунта. Это вас не волнует?
Сиюф покачала головой:
— Сегодня ночью или, возможно, завтра утром.
— Полагаю, — громыхнул Узик, — я бы сказал завтра в полдень, генералиссимус. Однако вы знаете далеко не так точно, как утверждали. Завтра в полдень!
Сиюф пожала плечами:
— Если вы так говорите. Возможно.
— В таком случае я выдвину очередную гипотезу. Не раньше тенеспуска фэадня. Что вы скажете на это?
— Что вы осел. К этому времени дирижабль может вернуться сюда.
— Именно так. — Узик обмотал ус с белым кончиком вокруг пальца. — Мы связались с Тривигаунтом через стекло, генералиссимус. И поговорили с вашим военным министром. Мы объяснили ей, как обстоят дела и предложили обменять вас на кальде Шелка.
— Она не захотела, — заявил Тритон. — Не захотела даже говорить об этом, клянусь Сциллой! Мы ждем ваших комментариев.
— Я предлагаю кое-что получше. Дайте мне поговорить с ней.
Потто расхохотался и хлопнул себя по бедру:
— Не слишком ли жирно? Мой дорогой юный генерал, вы даже не улыбнулись. Как вам это удается? — Он повернулся к Сиюф и сказал через пустой стул: — Вы уже это делали — не помогло ни на бит.
— Нет, не делала. Абанья для меня, возможно.
— Мы — генералиссимус Узик и я — считаем, что тут замешана политика, — сказала майтера Мята. — Внутренняя политика вашего города. Мы бы хотели получить подтверждение и какие-нибудь предположения, что с этим можно сделать.
— Если вы сказали правду… — Сиюф пожала плечами.
— Междоусобицы происходят в каждом городе, генералиссимус, — пробормотал Узик.
— И в моем. Наш военный министр… вы не назвали ее имя. Лайяма
[62]? Шрам на этом месте? — Сиюф коснулась верхней губы.
Тритон и майтера Мята кивнули.
— Невозможно. Да, в моем городе есть политики, как и сказал генералиссимус. Междоусобицы, заговоры, ненависть. Очень много. Но Лайяма — человек очень близкий ко мне. Если я потерплю поражение, ей тоже несдобровать. Понимаете? Она потеряет пост и, не исключено, голову.
Узик, прищурившись, внимательно посмотрел на Сиюф.
— Вы сказали, что она не в состоянии предать вас, генералиссимус?
— Для нее это все равно что предать саму себя!
— Я говорил вам! Я говорил вам! — пропел Потто.
— Он считает, что ваш дирижабль разбился или, каким-то образом, сбился с курса. — Майтера Мята мрачно посмотрела на Сиюф. — Естественно, что она так не сказала, поэтому генералиссимус Узик и я думаем, что она играет в какую-то игру, хотя советник Потто получил донесение, намекающее на поломку. Сейчас мне кажется, что он может быть прав. И это крайне неудачно.
— Но мы в любом случае собираемся разрешить вам уйти, — сказал Потто Сиюф. — Ну разве мы не милые? — Он прыгнул со своего стула, подошел к двери и крикнул:
— Пусть войдут!
Солдат открыл дверь; вошли Фиалка и вторая Сиюф, причем Фиалка держала вторую Сиюф за руку. Открыв рот, она с изумлением уставилась на первую.
— Ты можешь идти, моя дорогая юная шлюха, — сказал ей Потто. — Мы не хотим тебя задерживать, хотя, я уверен, многие бы не отказались. Садитесь, генералиссимус. Через полсекунды я сяду рядом с вами.
— Чтобы я села рядом с этой био? — высокомерно спросила вторая Сиюф. — Мне это не нравится. Вы сказали, что пошлете меня в орду. Когда?
— Вы убежите, — объяснил Тритон первой Сиюф. — Или, скорее, она.
* * *
— По мне так слишком много колдовства. — Хадаль рухнула в одно из черных кожаных кресел кокпита. — Слишком много в вашем городе, и слишком много на нашем дирижабле, когда вы здесь. Дома говорят, что вы все колдуны, но я это игнорировала. А теперь вижу, что должна была слушать в три уха. Вы колдун, кальде, и я бы назвала вас главным колдуном, если бы не видела старика, сидевшего между нашей генералиссимус и генералом Саба.
— Она имеет в виду Его Святейшество, — сказал Шелк Гиацинт; восхищенный и полный благоговения, он пытался увидеть сразу все. — Как в оранжерее…
— Плох вещь, — каркнул Орев, а Клещ, сидевший на руках Гиацинт, выгнул спину:
— И ты блох спиц!
[63]
— Остановились три мотора. — Хадаль мрачно уставилась на ближайший стеклянный прямоугольник, за которым виднелись убегающие облака; через них просвечивал усеянный камнями песок. — Чего вы хотите? Чтобы мы сдались? Сначала я застрелю вас и попробую пересечь пустыню.
— Тогда мы не хотим, — заявила Гиацинт.
— Мы не хотим в любом случае, — сказал Шелк, — и я не колдун; истина в том, что я больше и не авгур — и безусловно не чувствую себя им.
— Генерал Саба как-то сказала мне, что вы прочли о приближении нашей орды в кишках овец. Будете отрицать?
— Нет, хотя это не полная правда. Отрицать — напрасно тратить время, так что вы можете так считать, если вам хочется. Пять моторов по-прежнему работают. Разве их недостаточно, чтобы держать нас в воздухе?
Штурман оторвалась от своих карт и подняла голову; потом опять вернулась к ним; Хадаль показала на потолок:
— Моторы нужны не для того, чтобы держать нас в воздухе — это делает газ. Мы потеряем все моторы?
Шелк задумался:
— Не могу этого обещать. Но надеюсь.
— Вы надеетесь!
— Нет стрелять, — нервно посоветовал Орев Хадаль. — Хорош муж.
— Именно это я и планировал. — На мгновение Шелк разрешил своим глазам насладиться красотой Гиацинт. — Больше всего я опасался, что в результате моих действий может погибнуть Гиацинт; однако я надеялся, что этого не произойдет, и очень рад, что обошлось. Ради нее я предал своего бога и ужасно боялся, что он может наказать меня за это.
Она взяла его руку и прижала ее к своему теплому бедру.
— Ради меня ты предал Внешнего? Я никогда не просила тебя это сделать.
Хадаль повернулась к пилоту:
