— Как я и сказал, я пренебрег своим долгом учить тебя. Но сейчас я могу показать тебе часть Плана. Мне это кажется поучительным — быть может, и тебе. Видишь тот город впереди? Горы, которые мы пересекли, отделяют его от запада. Скоро мы увидим, что отделяет его от востока; и, даже если мы повернем на север или на юг, мы все равно пролетим над барьерами. Хотя, конечно, некоторые более труднопреодолимы, чем другие.
— Их дома напоминают людей, кальде. Смотрите, это Пас, с двумя головами. Даже маленькие похожи на лежащих людей, видите? А соломенные крыши похожи на одеяла, которыми они укрываются.
— Хорош мест. — Орев привстал на плече Рога.
— Так и есть, — согласился Шелк, — но если бы мы не привыкли видеть Паса нарисованным именно так, мы бы, скорее, подумали, что это изображение ужасает — и оно действительно ужасно, — потому что так велико. Я не спрашиваю тебя, Рог, лежал ли ты с женщиной — это слишком личный вопрос, который можно задавать только на исповеди; а я знаю тебя слишком хорошо, чтобы исповедовать. И если у тебя возникнет желание исповедоваться, ты, я надеюсь, пойдешь к патере Прилипала.
— Хорошо.
— Я — нет, вплоть до свадебной ночи. И, так получилось, это остался мой единственный подобный опыт. Мне не нужно говорить тебе, что Гиацинт спала с сотнями мужчин. Я об этом знаю и остро осознаю, как и она. Не могу сказать, что наш опыт означает для нее — возможно, ничего или очень мало. Но для меня это было чудо. Настоящее чудо! Я пришел к ней как голодающий. И все-таки…
Все еще очень испуганный, Рог решился мотнуть головой.
— Я знаю.
— Хорошо. Я рад, что ты понимаешь. Что-то вроде пятнышка, которое появилось не от Гиацинт или меня, но от самого акта. Примерно через два часа я уснул. Мы делали то, что делают мужчины и женщины, больше чем один раз, и больше чем два. Я был счастлив, истощен и запачкан. И я чувствовал, что Ехидна особенно недовольна; сомневаюсь, что мне бы хватило храбрости на все это, если бы после теофании я не выбросил ее из сердца. Ты был там, я знаю.
Рог опять кивнул:
— Она — великая богиня, кальде.
— Так оно и есть. Великая и ужасная. Быть может, я ошибся, отвергнув ее — не будем об этом спорить. Я только говорю, что сделал и что чувствую. И, как я уже говорил, именно тогда Внешний просветлил меня во второй раз. Я не расскажу тебе обо всем, что он мне сказал — я просто не в состоянии. Однако скажу самое главное — он сотворил Паса. Семеро, как все знают, дети Паса и Ехидны; и мне никогда не приходило в голову спросить, откуда те появились сами. Рог, почему, как ты думаешь, Пас построил барьеры между городами?
Внезапный вопрос застал юношу врасплох:
— Ну, чтобы не дать им нападать друг на друга, кальде?
— Отнюдь нет. Он знал, что они будут, и, действительно, они постоянно сражаются; если бы он этого не хотел, то не снабдил бы их армиями. Нет, он воздвиг горы и выкопал реки и озера только для того, чтобы они не могли объединиться против него. Точнее, чтобы они не могли бы объединиться против Главного компьютера, его дома, который он воздвиг там.
— Это вам рассказал Внешний, кальде?
Шелк покачал головой:
— Кремень, и он прав. Как показал мне Внешний, у него нет причины опасаться нашего союза против него. Мы делали это бессчетное количество раз, равно как и ежедневно предаем его самолично. Он боится — не за себя, а за нас, — что мы полюбим другие вещи больше, чем его. Когда я был авгуром в мантейоне на Солнечной улице, глупые люди часто меня спрашивали, почему Пас или Сцилла разрешают совершать поступки, которые они считают злыми, как будто бог должен подписать какой-нибудь документ, после чего мужчина может ударить, а ребенок — заболеть. В ночь свадьбы Внешний объяснил мне, почему он вообще разрешает то, что люди называют злом — не воровство или безнравственность, но само понятие. Видишь, оно служит ему. Зло ненавидит его, и все же оно служит ему. Рог, ты что-нибудь понимаешь?
— Вроде мула, который лягается, если ему дать возможность.
— В точности. Мула запрягают в повозку, вместе с остальными, и заставляют тащить ее, против его желания. Если дать свободу витку — и даже тем, кто за его пределами, — зло направит нас обратно к Внешнему. Я говорил тебе, что отверг Ехидну; я сделал это, как мне казалось, потому что она — зло, но, на самом деле, я отверг ее потому, что Внешний лучше. Ребенок, обжегший руки, скажет, что огонь плохой; но сам огонь сказал бы так: «Не ко мне, ребенок. Тянись к нему».
— Мне кажется, что я понял, кальде. И мне очень холодно.
— Рыба голов? — поинтересовался Орев.
Шелк кивнул:
— Мы скоро войдем внутрь, так что тебе и Ореву будет тепло, и вы сможете что-нибудь съесть, но сначала… почему бы тебе не посмотреть на наш виток, Рог? Мне кажется, что под нами озимая пшеница. Посмотри, как лучи солнца играют на ней, как она волнуется под ветром, как играет всеми мыслимыми оттенками зеленого?
— Вы все еще не сказали мне… может быть, я не должен спрашивать…
— Почему у меня было искушение спрыгнуть? По-моему, это очевидно.
— Атас! — завопил Орев.
Рог уже скользил с края палубы; на его повернутом к Шелку лице появилась мертвенная усмешка Мукор.
* * *
— Ты знаешь, где Шелк? — Гагарка шагнул в кокпит и закрыл за собой хлипкую дверь.
Скиахан указал на потолок, его мальчишеское лицо было острым, как буква V.
— Вверху, почти то же слово, каким ты называешь меня. Я видел наверху ботинки, носки и ноги в штанах. — Он указал рукой на скошенную приборную доску перед собой. — Штаны были черные, ботинки и носки — тоже, и длинные ноги, слишком длинные для маленького авгура. Самый высокий, мне кажется, туда не полезет.
— Их там больше нет. — Гагарка нагнулся, вытянул шею и посмотрел вверх. — Я должен сказать и тебе. Номер Семь заработает, если ты его запустишь.
Скиахан щелкнул двумя переключателями и одобрительно кивнул, когда стрелка всплыла вверх:
— Вы убрали зажим.
— На самом деле еще кое-что. Сейчас мы работаем над Номером Пять. Они поставили их на лафеты, вроде как у пушек, сечешь?
— Заметил. Через мгновение я скажу тебе, что еще заметил.
— Только ты могешь втянуть лафеты внутрь, чтобы исправить моторы. Очень хорошая система. Нам пришлось подергать головки и постучать по поршням, но мы много не напортили. Что ты заметил?
— Кто-то сидел рядом с Шелком. И сидеть так очень опасно.
— Ты сказал.
— Другой мог бы стать холодным… — Скиахан замолчал и вздернул голову. — Кальде Шелк только что вошел в каюту генерала Саба. Я слышу его голос.
Выйдя из кокпита, Гагарка заметил, что занавеска каюты Сабы откинута. Там, где она висела, стоял Шелк, а потный Рог сидел на полу рядом с Крапивой.
