Из люка вынырнула голова Сабы:
— Привет, кальде! Не хотите ли снять показания?
— Я не знаю, как.
Она легко перемахнула на палубу.
— А я знаю, и у меня есть угломер, так что я покажу вам. Пока еще рано, но я хотела забраться сюда пораньше, чтобы не карабкаться. — Она хихикнула. — Я слышала, как вы говорили о полетах. Я командую тысячью птеротруперов, но не могу летать, как они. И вы не можете — мы оба слишком тяжелые. Даже этой девочке придется слегка похудеть, прежде чем ее допустят.
— Я собирался объяснить Рогу и Крапиве, что, хотя крылья чудесны — они, откровенно говоря, настоящее чудо, — ноги тоже чудесны. Если бы доктор Журавль остался в живых, он мог бы ампутировать мне ноги, и тогда я стал бы достаточно легким, чтобы летать как ваши птеротруперы или, возможно, даже как Скиахан; но, хотя я и завидую им, я бы не захотел, чтобы Журавль это сделал. Да, было бы чудесно летать, как они, так что нет ничего удивительного, что мы завидуем им; но представьте себе, как человек, лишившийся ног, завидует нам.
— Мне не надо представлять. Некоторые из моих самых дорогих подруг лишились ног.
— Вы собираетесь вести дирижабль и на обратном пути, кальде? — спросил Рог. — Вам это так нравится, что, как мне кажется, вы должны. У вас хорошо получается.
— Для человека безо всякой подготовки, — сказала Саба, — у него получается лучше, чем хорошо. Он примет управление часа через четыре.
Рог облегченно вздохнул.
— Когда полетим над горами, — сказал ему Шелк и пошел вперед к носу гондолы.
Саба поспешила за ним:
— Я бы не делала этого, кальде. Мы все еще не набрали полную высоту, а над горами носятся коварные ветра́.
— Со мной все будет в порядке; но вы должны остаться там, где находитесь.
— Рог боится, что вы прыгните, кальде, — крикнула Крапива из-за спины Сабы. — С этим покончено?
— Больше не собираюсь.
— Когда генерал Саба сказала, что разрешает вам вести корабль, он почувствовал себя намного лучше — он подумал, что вы не захотите упустить такую возможность. Мы оба почувствовали себя лучше.
Посмотрев на зеленые склоны, поднимавшиеся далеко внизу, и на холмистые луга, понемногу уступавшие место поросшим деревьями отрогам гор, Шелк улыбнулся:
— Вам не о чем волноваться. Я слишком люблю жизнь и Гиацинт, чтобы прыгнуть. Кроме того, спрыгнув, я не смогу сражаться с твоими вопросами, Крапива, — хотя они могут быть полезны нам обоим. У тебя есть еще?
— Я хочу спросить о горах. — Она робко проскользнула мимо Сабы и ухватила Шелка за руку. — Мне было страшно глядеть на них. Вы знаете, как на рынке выглядят миноги? Везде круглые рты с зубами, круги и круги зубов. Для меня горы выглядят точно так же — под нами и наверху, в небоземлях. Только в миллион раз больше.
— Ты собираешься спросить меня, почему они существуют? По-моему, Пас построил их, чтобы охранять Главный компьютер; но это чисто умозрительное заключение. Я знаю об этом не больше, чем ты.
— Живет ли там кто-нибудь? И… почему на вершинах лежит снег? Вершины ближе к солнцу, и там должно быть теплее.
— Я не верю, что солнце нагревает воздух, — рассеянно сказал Шелк, — в любом случае совсем немного, и, возможно, не греет вообще. Если бы нагревало, то солнечное тепло не могло бы добраться до нас. Если ты подумаешь об этом, скоро поймешь, что солнечный свет даже не освещает воздух; иначе мы бы видели воздух, а мы его не видим.
— Тогда никакой свет не может это сделать, — сказал Рог из-за спины Шелка.
— Совершенно верно, я уверен. Тепло солнца нагревает землю и воду, а они, в свою очередь, возвращают тепло в воздух над ними. А здесь, наверху, есть только редкие пики, и, следовательно, воздух должен быть холодным. А отсюда и снег; и в Горах, Которые Выглядят Горами, снег должен весить достаточно, чтобы выпадать.
Шелк замолчал, размышляя.
— Я никогда не спрашивал Скиахана, кто живет в горах, или живет ли кто-нибудь вообще. Я не видел там городов, но думаю, что кто-то должен — те, кто убежал из города или кого оттуда выгнали. Там должно быть дикое место, где нет никаких законов; не сомневаюсь, что многие хотели бы жить так именно по этой причине.
— Шелк, это ты? — крикнула Гиацинт из люка, и он, повернувшись, улыбнулся ей.
— Я искала тебя повсюду, но никто тебя не видел. О, привет, генерал. — Гиацинт, как всегда изящно, шагнула с лестницы на палубу. — Привет, мелюзга. Отсюда вид получше, а? Шире, в любом случае.
— Сейчас можешь избавить меня от своей опеки, — сказал Шелк Рогу.
* * *
В Вайроне шел сильный снег, превращавший любую беду в тоскливую безысходность, снег, делавший любую поверхность скользкой и любую одежду — мокрой, и слепивший глаза майтере Мята каждый раз, когда она поворачивалась лицом к ветру.
— Мы сделали все, что могли, мой генерал. — Из-за силы ветра капитан стоял сбоку от нее, а не перед ней. Чтобы защититься от ветра и холода, они подняли воротники своих плащей; он натянул на уши форменную фуражку, а она — полосатую вязаную шапочку; заляпанная кровью повязка не слишком удачно фиксировала его правую руку.
— Я уверена, что сделали, полковник. Тем не менее, я боюсь, что через несколько часов они начнут погибать.
— Я не полковник, мой генерал.
— Полковник, я только что повысила вас. А сейчас покажите, что вы заслужили это звание. Найдите для них укрытие.
— Я уже пытался, мой генерал. Я попытаюсь еще, хотя в этой четверти сгорели все дома. — Он не был высоким мужчиной, но казался выше, когда говорил.
«Говорить о домах не было никакой необходимости, — подумала майтера Мята. — Это только показывает, насколько он устал».
— Я знаю, — сказала она.
— Это была ваша четверть, верно? Рядом с Ориллой?
— Была и есть.
— Я пойду. Могу ли я сначала сказать, что предпочел бы сражаться за вас и богов, мой генерал? Вайрон будет свободным!
Она содрогнулась:
— А если вы потеряете руку, полковник?
— Из игломета я могу стрелять и одной рукой, мой генерал.
Она улыбнулась, хотя и поклялась себе этого не делать:
— Даже левой? Сможете в кого-то попасть?
Он сделал шаг назад и отдал честь здоровой рукой.
— Когда невозможно попасть точно в цель, надо подойти поближе к врагу. — И он исчез в падающем снеге прежде, чем она успела вернуть ему приветствие. Опустив руку, которую она не успела поднять до бровей, она пошла между жавшихся друг к другу сотен людей, спасающихся от боев.
«Если бы я могла видеть их лица, — подумала она, — я бы запомнила каждое. Не имена, потому что у меня всегда была плохая память на имена. Дорогой Пас, почему бы тебе не подарить нам хотя бы один луч солнца?
