— Вторую мысль, которая тебя тревожит.
— Это одно и то же. Солнце светит все время, верно?
— Конечно.
— Но у нас есть и темнота — двенадцать часов, из-за тени. Она охлаждает все вокруг, верно? Летом, в жару, ты будешь счастлива, когда появится тень, потому как знаешь, что станет холоднее. А зимой тебе это не слишком понравится.
— Элементарно. Хм, несерьезно. В чем… э… смысл?
— Видишь эту комнату, патера? Три двери. Давай допустим, что они все заперты. Окон нет, верно? А теперь пусть солнце начнется в этом углу и закончится в том, толстое, как канат. Это и есть наш виток. Вот на что он похож, сечешь? И в нем будет чуть-чуть жарковато, а?
— Я поняла твою точку зрения, — сказала майтера Мята, — но я не разделяю ее. Виток очень велик.
— Дело не в том, что велик. Он летит уже больше трех сотен лет. Так говорят.
— Несомненный, хм, факт. Доказан многими… э… способами.
— Хорошо, патера. Когда Пас создал его, на нем было достаточно тепло, чтобы люди могли жить, верно?
Прилипала и майтера Мята не ответили.
— Но на нем не должно быть слишком тепло, иначе мы сваримся. Несмотря на солнце, сияющее все время. Так что есть какой-то путь, по которому уходит излишнее тепло.
— Э… наружу, а? За виток. Писания утверждают, эге? Там… хм, хм… холодная ночь.
— Ага, ты просек. Заметь, что здесь внизу все время дует ветер. И, во всяком случае, здесь холодно, холоднее, чем наверху.
— Я, хм, не понимаю…
— Я поняла! — прервала его майтера Мята. — По этим туннелям циркулирует воздух, верно, Паук? Некоторые из них должны быть наполнены теплым воздухом, который подогревает ночь. А те, в которых мы, несут холодный воздух на поверхность.
— В десятку, генерал. Да, но это уже не работает так хорошо, как раньше. Ты говорила об озерной воде в туннелях.
Она кивнула.
— Предположим, она наполовину наполнит туннель. Тогда ветер не сможет дуть так сильно, сечешь? А если она наполнит весь туннель, хотя бы в одном месте, ветер вообще не сможет дуть. И есть места, где коркамень сдался, и там тоже не может дуть ветер. Вот и становится все теплее и теплее. Мы-то не замечаем, потому как все происходит слишком медленно. Но поговори со стариками, и они тебе скажут, что раньше зимы были холоднее и длиннее. — Паук встал. — Я иду копать. Если хочешь доесть, бери все с собой.
— Да, хочу. — Майтера Мята собрала все, что осталось от хлеба и мяса, подняла бутылку с водой и встала. Опять лязгнул засов внешней двери; в темном туннеле за ней никого не было.
— Они ушли, — сказал ей Паук через плечо. — Хотел бы я знать, почему они начали мочить моих парней.
Она вздохнула:
— Они работали на Аюнтамьенто, вот и все, что я могу себе представить. Четыре храбрых человека, которые долгие годы обеспечивали безопасность Вайрона, были убиты теми, кто охранял город в течение столетий. Вот к чему мы пришли.
— Не все, э? — Прилипала закрыл за собой дверь. — Все, хм. Не, э, а, пере… — Его рот продолжал работать, но беззвучно.
Майтера Мята удивленно посмотрела на него. Казалось, его глаза утонули в черепе, нос стал тоньше и меньше. Губы оттянулись назад, с гнусной усмешкой обнажив большие бесцветные зубы.
— Дерьмо Сфингс! — воскликнул Паук.
— Это не тот, — сообщил Прилипала майтере Мята.
Она заставила себя улыбнуться.
— Это тот, кто говорил с человеком, которого нет. Он был здесь, внизу, вместе с высокой девушкой. Он мог быть здесь.
— Это Мукор, — объяснила майтера Мята Пауку. — Внучка майтеры. Мы уже говорили, раньше.
— Ты помнишь меня, Мукор? Ты приходила ко мне сказать, что наш кальде схвачен, что он в опасности, и тогда я атаковала Палатин. Потом мы встретились с тобой в Хузгадо.
Прилипала кивнул, его голова качнулась, как у игрушки, тонкие, угольно-черные волосы милосердно спрятали ужасные глаза.
— Его зовут Наковальня. Маленький авгур.
— Я не знаю его, хотя Его Высокопреосвященство говорил мне о нем. Мукор? Мукор!
Мертвенная усмешка стала таять.
— Мукор, вернись, пожалуйста! Если ты увидишь Бизона или нашего кальде, расскажи им — любому из них или обоим, — что я здесь и меня держит в плену этот человек, работающий на советника Потто.
— Тогда ты не сможешь. — Последнее слово она сказала тихо, почти неслышно. Усмешка исчезла; Прилипала привычно откинул волосы назад, его открывшиеся глаза больше не казались ужасными.
— Не все, э? Многие на нашей, хм, стороне, стороне, э, кальде. — Никто ничего не сказал, и он добавил: — Генерал, э?
— Хочешь мой игломет? — спросил Паук майтеру Мята.
— Конечно, если ты разрешаешь мне взять его.
Он протянул его ей, рукояткой вперед.
— Ты же не будешь стрелять в меня, генерал? Не из моего собственного игломета, который я дал тебе.
Она взяла его, осмотрела и опустила в один из боковых карманов.
— Нет. Только если буду вынуждена. Но, возможно, даже и тогда.
— Лады. Я собираюсь рыть могилу, сечешь? Вы двое можете закончить есть и будете на стреме. — Паук шагнул в пустой туннель. — Но если меня охладят перед тем, как я закончу, она для меня. Завернете меня во что-нибудь и спустите вниз. Нож у меня в кармане.
Вслед за ним они шли по туннелю до тех пор, пока его не перекрыл массивный барьер из ржавого железа.
— Советник Потто не хотел бы, чтобы кто-нибудь слышал это, — признался Паук, — но сейчас, похоже, уже все равно. Fraus!
[17]
Прошла секунда, ничего не произошло.
Потом огромный барьер задрожал, заскрипел и пополз вверх, неприятно скручиваясь. Внезапно майтера Мята ощутила запах разложения, зловонный, но очень слабый, и она почти поверила, что ей это показалось. Прилипала фыркнул, на удивление как-то по-лошадиному, и вытер нос рукавом.
— Нема свежего воздуха, только когда дверь открыта, — заметил Паук, вводя их в сумрачный тупик, открывшийся за поднявшимся барьером. — Проветрится достаточно быстро. — Он остановился. — Здесь, где заканчивается коркамень. Гляди.
Майтера Мята подошла к нему, пройдя по рыхлой земле, в которой тонули ее истертые черные туфли.
— Я очень рада, что ты разрешил мне услышать слово для этой двери. Мне противно даже подумать, что мы можем остаться здесь, неспособные ее открыть.
— Я вел себя очень честно по отношению к вам обоим, так что вы должны спустить меня после того, как это произойдет. Видишь рулоны поли?
— Конечно. — Майтера Мята осмотрела край стены из коркамня. — Она не такая толстая, как я себе представляла.
