— Вы знаете, кто такой Паук?
— А я должна?
— Твою мать, конечно. У вас есть тута шпионы. Паук знает их всех. И меня он знает, только он не знает, что я работаю на вас.
— Нет, не работаешь. Пока. И кому Паук докладывает, предполагая, что он существует?
— Советнику Потто. Он его правая рука. Вы когда-нибудь слышали о Гокко? А о Гираксе? Бобре? Паке?
Абанья задумчиво посмотрела на него:
— Некоторые из этих имен могут быть мне знакомы.
— Они мертвы, все эти пацаны, и я знаю, как их угрохали. Паук — их хефе, и он жив. Я знаю, где он и чо делает. Могу привести вас, только вы еще не спрыгнули с ума и не заставите меня. Вы знаете, что именно они схватили генерала Мяту?
— Сейчас она свободна. — Абанья убрала игломет в портупею. — Так мне сказали.
— Но вы не поверили.
— Я верю в то, что вижу.
Тур оскалился:
— Меткий выстрел, леди. Лады, лилия, она слиняла. Я могу показать вам ее и Паука, потому как они вместе. Только я точь-в-точь как вы, сечете? И мне бы понравилось поглядеть на ваши деньги.
Абанья вынула из кошелька карту и толкнула ее через грязный расколотый стол прямо к Туру.
* * *
Мимолетно глянув в другую комнату, Синель коснулась кончиком пальца поверхности стекла. Появилось плавающее серое лицо:
— Да, мадам.
— Потише, хорошо? — прошептала Синель. — Кое-кто спит в большой кровати.
— Генералиссимус Сиюф, мадам. Она в поле моего зрения.
— Точняк, и ты ведь не хочешь разбудить ее, а? Так что потише.
— Да, мадам. Я предлагаю, однако, чтобы вы закрыли дверь. Это обеспечило бы дополнительную безопасность, мадам.
Синель покачала головой, ее малиновые кудряшки запрыгали:
— Я должна узнать, если она проснется. А теперь слушай внимательно. Ты знаешь дворец кальде?
— Конечно, мадам.
— Я три-четыре раза обращалась к тамошнему стеклу. Он, то есть кальде, разрешил мне, потому как я его друг. Я хочу знать, ты тот же самый? Тот же самый монитор, с которым я разговаривала?
— Нет, мадам. Каждое стекло имеет собственного монитора, хотя я могу обслуживать другие и помогать другим мониторам, если есть необходимость.
— И это хорошо, потому как он так и не смог найти мне Гагарку, и, как только я и генералиссимус Сиюф вошли в номер, я сразу увидела это стекло и хотела попробовать, только не там, где она услышит, потому как я ищу Гагарку, а это мужчина. Я знаю, что есть много Гагарок, можешь мне об этом не говорить. Тот, которого я ищу, живет в Орилле, и его называют Гагаркой-пророком. Он по-настоящему большой, не так уж плохо выглядит, сломанный нос…
— Да, мадам. Я нашел его. Это совсем не трудно, слово «пророк» — вполне достаточный ключ. Вы хотите поговорить с ним?
— Я… погоди. Если я буду говорить с ним, он увидит меня, а?
Серое лицо закивало в пустоте экрана, как подергиваемая рябью плавающая бутылка.
— Вы можете отложить разговор до того времени, пока не оденетесь, мадам. Если вы предпочитаете.
— Ага, лады. Только скажи мне, где он.
— В Великом мантейоне, мадам. Две улицы на север и одна на запад, так меня информировали.
— Ага, знаю. Послушай, он там прямо сейчас? Гагарка там прямо сейчас, в Великом мантейоне?
— Совершенно верно, мадам.
— И как он себя чувствует? Он не дохлый или что-то в этом роде?
— Он выглядит усталым, мадам. В остальном, насколько я могу судить, он совершенно здоров. Хотите поговорить?
— Мне кажется, будет лучше, если он не увидит меня вместе с генералиссимусом. В любом случае будет лучше, если я не натолкну его на ненужные вопросы, и, даже если я закрою дверь, он захочет узнать, что я здесь делаю.
Серое лицо глубокомысленно кивнуло:
— Благоразумно, мадам.
— Да, я тоже так думаю. Погоди, мне надо подумать.
— Охотно, мадам. — Почти минуту в Лирной комнате стояло молчание, не считая хриплого дыхания Сиюф.
Наконец Синель объявила:
— Я хочу дать тебе тяжелое задание, монитор.
— Мы расцветаем, сталкиваясь с трудностями, мадам.
— Отлично, у меня есть кое-что для тебя. Я хочу, чтобы ты передал слово леди по имени Орхидея. Найди ее, или найди того, кто способен передать ей послание. Который час?
— Два часа и двадцать одна минута, мадам. Утро фэадня, мадам. Тенеподъем меньше, чем через четыре часа.
— Именно этого я и боялась. Если ты не в силах это сделать, просто скажи мне. Я не буду тебя винить, ни на бит.
— Я сделаю все, что в моих силах, мадам, но имя Орхидея используется очень часто. Дополнительная информация могла бы помочь.
— Конечно. Эта Орхидея владеет желтым домом. Он стоит на Ламповой улице. Музыкальная проходит сзади, и на другой стороне улицы находится кондитерская. Другой стороне Ламповой, я хотела сказать. Это большая жирная женщина, лет сорока-сорока пяти.
— Этого достаточно, мадам, я идентифицировал ее. В ее личных апартаментах есть стекло, и она готовится ко сну в комнате рядом. Должен ли я позвать ее к стеклу?
— Я знаю это стекло, и оно не работает.
— Напротив, мадам, оно полностью функционально, хотя не обслуживалось около… восемнадцати лет. Хотите поговорить с Орхидеей?
Синель кивнула, и через полминуты увидела Орхидею, стоявшую перед стеклом в кружевных черных панталонах и поспешно накинутом пеньюаре.
— Син! Как ты сумела включить эту штуку?
— Не имеет значения, просто сумела. Орхидея, мне нужно одолжение, но и ты смогешь что-то поиметь. Могет быть, карту. Могет быть, больше.
Орхидея, с изумлением глазевшая на богатую мебель в Лирной комнате, кивнула:
— Я навострила уши.
— Лады, видишь бабу на койке в соседней комнате? Это тривигаунтский генералиссимус, ее зовут Сиюф.
— Тебе всегда везло, Син.
— Могет быть. Дело в том, что я хочу сделать копыта. Фиалка, у нее не слишком много работы?
Орхидея пожала плечами, ее пухлые плечи поднялись и опустились как лепешки из теста.
— Совсем нет. Ты знаешь, как это бывает, Син. Где ты?
— В Горностае. Комната семь-девять, сечешь? Это двойная комната, поэтому и два номера, семь и девять. Прямо на верху большой лестницы. Сиюф любит высоких девушек, и она легко дала бы мне пять. Для нее пять — ерунда. Фиалка должна получить больше, если будет льстить ей. Скажи ей подняться наверх и разыгрывать из себя влюбленную — дескать, она моя подруга, и я рассказала ей, как приятно я провела время, так она решила, что тоже хочет заскочить и повеселиться. Когда я уйду, я не закрою дверь. — Голос Синели посуровел. — Только я получу половину. И не думай, что можешь надуть меня.
