Вытершись насухо, он надел более длинную сутану, подпоясался, вернулся в спальню и с бесконечной осторожностью накрыл совершенное нагое тело Гиацинт. Потом, стоя снаружи на воздухе, смотрел, как он сам делает это: темная тень с взъерошенными волосами поднимает простыню и одеяло и укрывает полные бедра и длинные, округло очерченные ноги спящей жены.
— Рог и Крапива свернулись калачиком в грязноватой постели в маленькой холодной комнатке во дворце кальде.
— патера Щука перерезает горло крапчатому кролику, которого купил он сам.
— растрепанный ребенок плачет на соломенном матраце.
— слепой бог перерождается в получившего удар слепого человека, все равно оставшегося слепым.
— человек, чуть больше ребенка, лежит обнаженным на земле, его выпирающие ребра и худое лицо почернели от синяков, руки закованы в цепи, обвитые вокруг столба палатки.
— сумасшедший среди могил воет, что солнце умирает.
— Фиалка обнимает Сиюф в комнате ниже.
— Гагарка спит на спине рядом с дымящимся неочищенным алтарем Великого мантейона.
— Гагарка? Гагарка?
Он сел, замигал и протер глаза. Синель спала рядом с ним, положив голову на мускулистые руки, ее юбка задралась на колени. Сержант Песок спал смертным сном у основания Священного Окна; рядом с ним лежали патеры Тушканчик, Наковальня и Раковина; Наковальня громко храпел, лежа на спине.
Поодаль, рядом с высоким мраморным амбионом, спали Паук и Антилопа — за ними присматривали трое солдат; Грифель дружески кивнул и коснулся лба. В третьем ряду скамей стояла на коленях майтера Мята и молилась.
— Кто-то позвал меня? — тихо спросил Гагарка у Грифеля.
Большая стальная голова качнулась из стороны в сторону:
— Я не слышал. Сон, верняк.
— Ага. — Гагарка опять лег; он устал, как никогда в жизни, и было очень хорошо, что его никто не звал.
* * *
Скиахан парил на закате над безлесой равниной. Далеко впереди летела Эйр, немного выше и немного быстрее. Он громко позвал ее, каким-то образом зная, что ее шлемком сломался или выключен. Она оглянулась, и он увидел ее улыбку, румянец на ее щеках и непокорный льняной локон, выбившийся из-под шлема. «Эйр, — позвал он. — Эйр, вернись!» Но она даже не оглянулась на него, а его СМ перегрелся. Мгновение за мгновением, целый долгий час, он летел и смотрел, как она исчезает в темном небе.
* * *
— Гагарка? Гагарка!
Он сел, задубелый, сознавая, что проспал несколько часов. Большие арочные окна Великого мантейона, ночью становившиеся невыразительными черными полотнами, сейчас являли взору нечеткие силуэты — боги, животные и наполовину видимые предыдущие Пролокьюторы.
Он встал, и майтера Мята поглядела на него, оторванная от дежурства скрипом берцев по полу. Выйдя из санктуария, он встал на колени рядом с ней.
— Ты звала меня? Мне показалось, что я слышал тебя.
— Нет, Гагарка.
Он обдумал ее слова, потирая подбородок.
— Ты так и не ложилась, мама?
— Да, Гагарка. (Крошечная искорка счастья появилась в ее покрасневших глазах; его согрело как пламенем.) Видишь ли, Гагарка, я поклялась, что подожду здесь и буду молиться, пока не появится Пас или не поднимется тень. И я держу свою клятву.
— Ты уже сдержала ее, мама. Посмотри на эти окна. — Он кивнул на них. — Я так устал, что бухнулся на пол, не снимая берцев. Зуб даю, ты устала не меньше, но даже на миг не закрыла глаза. Ты знаешь, что я собираюсь сделать?
— Нет, Гагарка, откуда?
— Я собираюсь опять улечься и немного поспать. Только сначала сниму берцы. И ты тоже ложись и спи, или я устрою кавардак и разбужу всех. Твоя клятва выполнена. Ты сделала все, что обещала.
* * *
Гиацинт проснулась, подошла к открытому окну и посмотрела на кольцо, освещенное слабым серым светом утра — тусклое серебряное колечко с выгравированным на нем розовым бутоном, в сердце которого виднелось крошечное женское лицо. Она купила его, потому что продавец у Сардины сказал, что лицо напоминает ее; тогда она не догадывалась, что покупает свое обручальное кольцо. Она надевала его пару раз, потом бросила в ящик и забыла о нем.
На самом деле лицо вовсе не похоже на ее, решила она. Женщина в розе старше, у нее более призывный взгляд и более… Она поискала нужное слово. Не такая уж красивая.
А ее Шелк считает красавицей; во всяком случае, он так говорит.
Она поцеловала его — он не проснулся, — пошла в гардеробную и постучала по стеклу.
— Да, мадам.
— Покажи мне в точности, как я выгляжу сейчас. О, боги!
Ее собственное лицо, с заплывшими глазами и следами размазанной косметики, сказало:
— На самом деле вы очень привлекательны, мадам. Я мог бы предложить…
Она отмахнулась от предложения:
— А теперь посмотри на лицо в моем кольце. Видишь его? Сделай мое таким же маленьким, как это.
Несколько секунд она изучала результат, поворачивая голову вправо и влево.
— Да, хорошо. Держи так. — Она подобрала расческу и начала процесс, на который с одобрением смотрел катахрест Клещ.
* * *
— Гагарка! Гагарка!
Он сел и уставился на Священное Окно. Голос шел с того направления — на этот раз никаких сомнений. Он встал, придерживая тесак, чтобы медный кончик ножен не скреб по полу, и неслышно пошел через санктуарий. Раковина и Наковальня спали как убитые, но глаза Тушканчика были приоткрыты. Гагарка напомнил себе, что старикам не требуется много сна. Он присел на корточки рядом с Тушканчиком.
— Все пучком, я не собираюсь стянуть вашу сумку или что-нибудь другое, патера. Неужели вы так подумали? Никто у вас ничего не возьмет.
Тушканчик не ответил.
— Только кто-то здесь все время зовет меня. Это вы? Могет быть, вам что-то приснилось, а?
Раковина пробормотал что-то неразборчивое и повернул голову, но Тушканчик не пошевелился. Внезапно насторожившись, Гагарка взял левую руку Тушканчика, потом сунул свою под его тунику.
Он встал и рассеянно вытер ладони о бедра; было бы хорошо, конечно, перенести тело старика в какое-нибудь уединенное место. В ризнице спали сивиллы; по крайней мере, туда пошла майтера Мята, когда он убедил ее на час-два прилечь, и вроде бы он помнил, как старая майтера Лес и остальные сивиллы, чьи имена он не знал, отправились туда же в то время, когда он сам растянулся на мозаичном полу.
Опять присев, он поднял тело старого авгура и перенес его в галерею. Шифер, увидев их, сел прямо:
— Он мертв?
— Ага, — прошептал Гагарка. — Как ты допер?