В первый раз с того времени, как его схватили, Скиахану захотелось рассмеяться.
— Мир — мужское имя. Это была Сумэйр, которая убила женщин с карабинами, и они убили ее.
— Только потому, что вы пытались забрать их оружие.
Эйр застрелили еще до того, как Сумэйр убила труперов, но спорить — хуже, чем бесполезно. Скиахан решил промолчать.
— Она была вашим предводителем? — Абанья поехала помедленнее.
— Спасибо. — Он был искренне признателен. — Обычно мы не летаем группами. Каждый летает в одиночку. Сумэйр была лучшей в гликайохт
[43], лучшей в борьбе руками и ногами. Я не знаю вашего слова.
— Я видела ее тело, — сказала ему Абанья, — но не посмотрела на мышцы. Хотела бы я. Блондинка?
Оказалось, что Скиахан в состоянии покачать головой.
— Темные волосы. Как у вас.
— Маленькая?
Он кивнул, вспомнив, какой веселой всегда была Сумэйр и как еще больше радовалась, когда ревели шторма, сотрясая Трюм. Когда Главному компьютеру требовалась информация и отказ не принимался, посылали Сумэйр.
Больше не пошлют.
— Отвечай!
— Прошу прощения. Я не хотел быть грубым. — Скиахан, бессознательно, посмотрел вниз, на грунтовую дорогу, потом в сторону, на изборожденные ветром поля, в поисках чего-нибудь, что могло бы приглушить боль от потери. — Да, маленькая. Даже меньше, чем Эйр.
— Но выше тебя.
— Нет. — Он с некоторым удивлением посмотрел на Абанью.
— Меньше второй?
— Да, намного. — Он подумал. — Верхушка головы Эйр была на уровне моих глаз. Мне кажется, что верхушка головы Сумэйр находилась на уровне глаз Эйр, или даже ниже. На уровне моего рта или подбородка.
— Тем не менее, она убила труперов на кубит выше ее.
— Она была великолепным бойцом и обучала других, когда не летала.
Абанья выглядела задумчивой.
— А ты? Ты знаешь этот вид борьбы? Я забыла слово, которое ты использовал.
— Гликайохт. Немного, но я не такой быстрый и умелый, как Сумэйр. Таких, как она, мало.
Абанья не ответила, и он добавил:
— Мы все учимся этой борьбе. Мы не можем нести оружие, как вы. Даже маленький нож слишком тяжел для нас. — Теперь, когда его не так трясло, он начал ощущать холод. Он развернул грубое одеяло, за которое так отчаянно держался, и завернулся в него, как она и предлагала, соорудив капюшон для головы и шеи.
— В таком случае вы не можете нести еду или воду, верно?
— Да, только наши инструменты… — он едва не сказал «и наши СМ», но вовремя заменил: — и себя самих.
— Ты видел наших птеротруперов? Труперов с крыльями, которые вылетают из дирижабля?
— Я их не видел. Но мне рассказали, и я видел ваш дирижабль, если это то, о чем я думаю.
— Можешь посмотреть на него прямо сейчас. — Абанья махнула рукой. — Вон та коричневая штука над верхушками крыш, затмевающая солнце. Наши птеротруперы могут нести карабины и еще двадцать патронов, но никакой еды или воды. Мы попытались давать им сухой паек, но они оставляли его везде, где возможно.
— Да, — сказал Скиахан.
— Вы тоже, ты имеешь в виду. И я бы так делала, хотя я никогда не летала. Сомневаюсь, что наши крылья намного лучше ваших, и, может быть, не так хороши. Я вообще не думала о том, как вы летаете, хотя должна была. И вы должны ломать ваши крылья, если вас заставляют приземлиться? Ты так сказал.
Он кивнул:
— Мы обязаны.
— Другие нет. Их крылья у нас. Сиюф посылает в Тривигаунт для исследования два предмета — крылья блондинки и ее силовой модуль. Так вы его называете?
— На Всеобщем языке? Да.
— А на вашем языке?
Он пожал плечами:
— Не имеет значения.
Абанья остановила лошадь и вытащила игломет.
— Имеет, для тебя, человечек, потому что я застрелю тебя, если не ответишь. Как вы называете его?
Он выбрал наименее информативное слово:
— Канна
[44].
— Ее канна. И ты сказал, что не знаешь, как они работают.
— Да, не знаю. Застрелите меня, и покончим с этим.
Опять; ее улыбка удивила его.
— Застрелить тебя? Я еще даже не начала с тобой работать. Кто делает их?
— Наши ученые. Я не знаю имен.
— У вас есть ученые.
— Быть может, это не самый правильный термин. — Он уже сказал слишком много и знал это. — Создатели. Механики. Разве «ученые» не это означает?
— Ученые, — твердо сказала Абанья, потом изменила тему так резко, что он испугался. — Ты любил Эйр. Вы собирались пожениться?
— Нет, она летун.
— Летуны не выходят замуж? Насколько я знаю, святые женщины в Вайроне тоже, хотя нам это кажется бессмысленным.
— Брак заключается ради детей, новых летунов, следующего поколения. — Он заколебался. — Я не говорю о вас или, или… — он указал рукой, — людей в доме на том маленьком холме. Но мы, Экипаж, только для детей. А женщина-летун не может их иметь, иначе она не могла бы летать. Она может, когда закончит с полетами. Некоторые ради свадьбы отдают крылья. — Он опять заколебался, вспоминая. — И очень скоро они чувствуют себя несчастными.
— Но мужчины могут жениться. Ты?
— Да. Одна жена. — Если бы он удачно закончил это поручение, получил бы, по меньшей мере, еще одну, а возможно, и четыре; он отбросил эти мысли.
— Но ты любил Эйр. При жизни она была симпатичной, я это видела. Она любила тебя?
Он медленно кивнул:
— Когда она была жива, я не раз спрашивал. Она не любила говорить об этом. Сейчас она мертва, и я знаю, что она любила меня.
* * *
— Я знаю, патера, что это должно иметь большое значение для тебя, и мне очень жаль. — Лицо Синели, обрамленное металлической рамкой стекла, было почти комически извиняющимся.
— Почему? — Шелк сидел в кресле с низкой спинкой, лицом к ней. — Потому что мое яйцо будет холодным? Я уверен, что кухня пришлет другое, если я захочу.