— Он никогда не льстил моему тогдашнему коадъютору, патера-кальде, — объяснил Квезаль. — А мне льстил. Он льстил, доверяя мне. Никогда не женился. Никогда. Вы знаете об этом, вы, двое?
Шелк и Синель кивнули.
— Духовенство дает обет целомудрия. Но даже с его поддержкой, целомудрие — слишком тяжелая ноша, для многих. Однажды он признался мне, как другу, что его домохозяйка была его любовницей.
— Но не… э… под Печатью, а?
Безволосая голова Квезаля качнулась на длинной шее:
— Я не хочу и не буду говорить об исповеди, хотя исповедовал его раз или два. Как-то раз мы сидели за ужином, вдвоем. Если бы он остался жив, я бы не сказал об этом ни слова. Но он мертв, и не может говорить за себя. Он представил мне женщину. И попросил позаботиться о ней, если умрет.
— Если это была моя мать, — сказала Синель, — вы не позаботились.
— Да, потому что не смог найти ее. Она хорошо выглядела, по-своему, но была неграмотной служанкой. Я знаю, что тоже ей не понравился, и, как мне кажется, она меня испугалась. Она была виновна в еженедельном прелюбодеянии — невозможно даже вообразить прощение за такой поступок.
— Вы принялись искать ее, как только услышали, что кальде Чесуча мертв? — спросил Шелк.
— Да, патера-кальде. Хотя и не так тщательно, как был должен, потому что она была жива, а я не сумел найти ее.
— Сейчас я вспомнил ее, — сказал Лори. — Жена садовника. Приглядывала за кухней и стиркой. Мегера.
Квезаль холодно кивнул:
— Она была из тех женщин, которыми восхищался он, а он — из тех мужчин, которыми восхищалась она.
— Этот парень садовник… — начал было Гагарка.
— Фиктивный брак, заключенный моим протонотарием за пять минут. Пошли бы сплетни, если бы во дворце Чесучи прислуживала незамужняя женщина. Этот садовник был добрый человек, не самый умный, но хороший работник. Он гордился тем, что женат и что завоевал любовь привлекательной женщины. Насколько я понимаю, она полностью управляла им. Я думал, они захотят подыскать себе новое место работы после смерти Чесучи, и я собирался предложить им место у нас, но они не захотели. Благодаря любезности патеры-кальде я узнал, что они стали нищими. Тогда я предположил, что они что-то знали о смерти Чесучи, и их заставили замолчать.
— Мы продавали жеруху, — сказала Синель. — Если кто-нибудь хотел дать нам деньги, мы их брали. Я, часто, просила денег и бегала по поручениям. Занималась всякими мелочами. — Она сглотнула. — Но через какое-то время я обнаружила, что есть то, за что мужчины дают полкарты. Целое состояние, для нас, на эти деньги мы могли жить неделю. — Она с вызовом уставилась на слушателей.
— Кровь говорит за себя, так говорят, — усмехнулся Лори.
— Кровь уже ничего не скажет, — заявил Шелк. — Он мертв — я его убил. Но если бы Кровь был жив, он мог бы сказать вам, что занимался хорошим бизнесом: сначала он давал ржавчину, бесплатно, юным женщинам Орхидеи, а потом продавал ее им — тем самым им всегда нужны были деньги, пока он и Орхидея разрешали им оставаться там. А Аюнтамьенто разрешало ему провозить в наш город ржавчину и другие наркотики, в обмен на то, что я называю криминальные услуги.
— Иногда я тоже закидывалась ею, — сказала Гиацинт, — но я сказала себе: если Син смогла выкинуть ее, то и я смогу; надеюсь, это правда. Но это тяжело, и не верьте никому, кто скажет, что это раз плюнуть.
Квезаль улыбнулся Лори безгубой улыбкой:
— Кровь говорит, сын мой.
— Атас! — посоветовал Орев; никто не понял, к кому он обратился.
— Кальде, ты знаешь, почему они не пытались найти другое место работы? — спросила майтера Мята.
— Нет, но думаю, что могу догадаться. Мать Синель только что родила ребенка кальде, или, если не родила, носила ребенка — своего ребенка. Она, наверно, догадывалась или знала, что кальде был убит. В то же самое время Аюнтамьенто повсюду искало приемного сына, упомянутого в завещании кальде; и она предположила — как и любой на ее месте, — что они убьют его, если найдут. Хотя у нее не было ни образования, ни особого воображения, она, конечно, понимала, что произойдет с ребенком кальде, даже девочкой, если Аюнтамьенто узнает, что она существует.
Шелк наполнил легкие, вызвав приступ боли в раненой груди.
— Мы очень далеко ушли от нашей темы, но, поскольку мы здесь, давайте закончим то, что начали. Кальде Чесуча оставил значительное состояние. Сейчас им распоряжаюсь я, как опекун его дочери; но, конечно, я передам его Синель, как только она станет совершеннолетней, то есть ей исполнится двадцать.
— Добр дев! — уверил всех Орев.
— Это будет решать суд, я боюсь, — сказал Лори Шелку.
Он покачал головой:
— Наше правительство отчаянно нуждается в деньгах, советник. Мы по-прежнему ведем войну, и это вдобавок ко всем обычным мирным расходам; посылая домой каждого трупера генерала Мята, мы не отбираем у них оружие и даем им по две карты.
— Вы слишком щедро распоряжаетесь налогами, — сказал Лори.
— Для этого мы установили контроль над фиском; город взял на себя ответственность за неактивные счета, и за доверительные счета, такие, как у кальде Чесуча. И, как вы знаете, мы конфисковали счета членов Аюнтамьенто. Хотите поговорить о них?
— Лучше поговорим о дирижабле, — сказал Скиахан. — Это срочно. Этот Потто сказал, что может захватить его, но через месяц. А у нас всего несколько дней. Не больше.
— Почему? — спросила Гиацинт, говоря через Шелка.
— Сначала дай им потрепаться о бабле, — сказал ему Гагарка. — Иначе они все время будут возвращаться к нему.
— Мудр муж! — объявил Орев.
Шелк постучал по столу:
— Что вы хотите обсудить, дирижабль или ваши счета? Лично я предпочел бы иметь дело с жалобами генералиссимуса Узика на генералиссимуса Сиюф, а также с жалобами генерала Мята и полковника Бизона. Я обнаружил, что самое лучшее сначала рассмотреть мелкие дела и избавиться от них. Иначе они затуманивают мозги, как и сказал Гагарка.
— Мы знаем, что вы украли наши деньги, — сказал ему Лори, — но мы также понимаем, что бесполезно протестовать против воровства.
— Тем не менее, вы хотите заключить мир, — объявила майтера Мята.
— Ни в коем случае. Но мы готовы предложить вам новые условия сдачи, намного более великодушные, чем те, которые я предлагал у Крови; те были просто отправной точкой для обсуждения.
— Однако тогда вы сказали, они не обсуждаются, — напомнил ему Шелк.
— Конечно. Как и всегда. Вы захотели услышать предложение Потто. Хотите услышать наше? Наше совместное предложение?
— Безусловно.
— Тогда разрешите мне объяснить, почему вы должны принять его. Вы утверждаете, что у вас есть стратегия, которая гарантирует вам победу, хотя вам противно следовать ей. Вы ошибаетесь, а мы — нет. У нас есть собственная стратегия, которая гарантирует ваше поражение в течение года.
