— Клара Кузьминична! Не мог не впустить охламона этого. Он уселся прям у ворот, песни орал. Когда я его выгонять начал, он сказал, что никуда не уйдет, и вопрос касается жизни и смерти. Ну я и подумал, может, что важное.
Антон, покачиваясь, плюхнулся на колени перед Кларой.
— Прости меня, прекраснейшая из женщин! — он примкнул губами к ее колену.
— Вставай уже, — буркнула Клара.
— Колбасу будешь? — прервал неловкий момент Василий.
— Буду, — согласился Антон и сел за стол.
— Я звонил Крюкову, — Василий перевел разговор в деловое русло. — Из запоя не вышел.
— Так я его приведу в чувство, — пьяным голосом пробухтел Антон.
— Тебя самого приводить в чувство надо, — сказала Клара.
— С завтрашнего дня займемся разработкой окружения Бурсова, — сказал Василий. — Надо установить его связь с той женщиной на видео и с Княжной.
Глава 8
Хоть и засиделись ночью, поутру Клара долго в постели не валялась. Она выяснила у Регины место работы Бурсова и получила видеозапись, на которой он был с девицей. Николай работал в отделе реставрации при музее изобразительного искусства им. Пушкина.
Клара и Василий, не откладывая, выехали. К удивлению Клары, отделом реставрации оказался не кабинетик, а целое здание, современно оборудованное. В мастерской реставрации живописи высокие окна давали хорошую освещенность. Кроме этого, словно в хирургии, над столами висели огромные светильники. Сотрудники в белых халатах корпели над картинами. Скрупулезно работая инструментами, они походили на врачей, главный принцип которых — не навредить.
Увидев посетителей, пожилая женщина встала из-за стола и подошла к ним.
— Добрый день! — обратилась к ней Клара.
— Здравствуйте! Вы кого-то ищете?
— Николай Бурсов здесь работает?
— Да. Он ведущий сотрудник.
— Где его можно найти?
— Николая сегодня нет. Вчера звонил, предупредил, что пару недель на больничном будет. Может вам его телефон дать?
— Телефон его у нас есть, только на связи он не появляется. Мы ведем расследование кражи картин. Он — главный подозреваемый.
— Не может такого быть! — покачала головой женщина. — Николай — человек высоких моральных принципов.
— Это как раз-таки под сомнением. Я сейчас вам покажу одно видео, на котором он с девушкой. Возможно, узнаете ее.
— Хорошо, — женщина нахмурилась и надела очки.
Клара запустила на планшете видео.
— Нет, — отрицательно покачала головой женщина. — У нас такой нет.
Из-за большого микроскопа вышел сухощавый сгорбленный мужчина и направился к выходу. Он подошел к женщине и с любопытством уставился на экран.
— Бурсов что ли? — спросил он.
— Не знаете эту девушку?
— Я ее видел разок, — сказал мужчина. — Бурсов ее приводил, показывал ей темперную технику реставрации. Она его студентка, кажется.
— Он где-то преподает?
— На факультете искусств лекции читает.
Через пару часов Клара с Василием ходили по коридорам института культуры. Когда-то здесь сновали парни и девушки в классических костюмах и платьях, воодушевленные и полные советского энтузиазма. А сейчас стаями пробегали существа непонятного гендера с общипанными прическами в удивительно нелепой одежде. Девчушка в цветных лосинах, юбке-пачке и кирзовых ботинках пулей неслась по коридору, чуть не сбив Клару, грациозно вышагивающую на каблуках. Воронова отпрянула в сторону, ее взгляд зацепился на кабинетной табличке.
— Кафедра музейного дела и охраны культурного наследия. Заведующий Исхаков Денис Евгеньевич, — прочитала Клара, — мы по адресу.
За большим столом, сплошь заваленным бумагами, сидел упитанный мужчина лет пятидесяти. Его примятая рубашка была явно не первой свежести. В комнате стоял насыщенный запах коньяка.
— Денис Евгеньевич, на вашей кафедре преподает Николай Бурсов? — обратилась Клара.
— Да, только сейчас сессионное время. Его предмет зачетом идет. А зачеты сданы уже в начале июня. Так что вы его не найдете.
— Мы ведем следствие, в котором Бурсов проходит подозреваемым.
— В чем? — навострился Исхаков.
— В краже картин.
— Неужели из Пушкинского музея?! — с восторженным удивлением спросил завкафедрой.
— Из частной коллекции. Посмотрите, пожалуйста, видео, — Клара протянула планшет.
Глаза Исхакова округлились еще больше.
— Ничего себе! Это же он с Портновой Веркой, — он вытер тыльной стороной ладони лоб. — Аж пот прошиб!
— Это ваша студентка?
— Да, бывшая. Ее отчислили на зимней сессии за пропуски, она полгода в институте не появлялась. А начинала-то как звезда. Я у нее медиевистику преподавал. Учеба ей легко давалась. Как компьютер, она исторические данные сохраняла. Каждую дату, каждый факт навскидку помнила. Я всегда с подозрением отношусь к тем, кому дело легко дается. Не умеют они ценить таланта. И зачастую плохо кончают. А взять даже троечника, но который кропотливо трудится, пусть у него не все получается. Такой далеко пойдет.
— Где можно посмотреть ее личное дело?
Выяснилось, что Портнова Вера Алексеевна прописана в Ивантеевке по адресу Лесная пятьдесят семь, сто. А во время учебы проживала в общежитии.
— А давай сразу мотнемся в Ивантеевку, — предложила Клара по дороге к машине.
— Ты не устала? — заботливо спросил Василий.
— А чего возвращаться, когда мы на полпути? Тем более, людей застать дома вечером шансов больше.
— Как скажешь, — отметил Василий. — А у тебя, оказывается, недюжинное терпение.
К восьми вечера Клара с Василием уже ехали по небольшому провинциальному городку, состоящему преимущественно из панельных домов советского времени. Если бы не буйная зелень, то пейзажи выглядели бы совершенно унылыми. Но щедро рассаженные деревца скрашивали картину.
Дом, в котором жила Вера, — та же пятиэтажная панелька. Кларе на шпильках пришлось тяпать на пятый этаж.
На втором этаже возле двери остервенело вопил кот, пока хозяйка, наконец, не впустила его. Из квартиры на третьем этаже доносился ор благим матом, да так громко, будто и не было никакой двери. На четвертом — жарили картошку, ароматы лука и чеснока пропитали подъезд, как коридор коммуналки. Все это Кларе навеяло детство. Она и сама выросла в таком же доме, только тогда мухой летала по лестницам. И детворы во дворе было много, а сейчас — никого. Захотелось сбросить ненавистные шпильки, натиравшие ноги, и помчаться быстрее.
Вот она, искомая квартира сто двадцать, ради которой они проездили весь день. На звонок никто не отозвался.
