— Хорошо, я схожу к медикам, обещаю.
На следующий день мы добрались до Берлингтона, и оба остановились у Рейчел, хотя Адам и жаловался, что ему некомфортно рядом с этой «блаженной». В тот же день я действительно зашла в медпункт колледжа, объяснив, что я сюда переведена и приступаю к занятиям на следующей неделе. Я рассказала фельдшерице, что случилось со мной несколько месяцев назад, и пожаловалась на бессонницу, из-за которой спала не больше двух часов в сутки. По ее настоянию я разделась и показала шрамы на спине, после чего она со всей ответственностью взялась за меня. Сняв трубку, она тут же связалась с врачом. Доктор Джеллхорн — так звали доктора — согласилась принять меня в тот же день. Адам отвез меня к ней в кабинет. У нее я провела больше часа. За это время доктор организовала для меня встречи с другими специалистами и выписала два рецепта на лекарства от бессонницы и панических атак.
Когда я вышла из кабинета, Адам чуть улыбнулся:
— Ну, что скажешь?
— Она сообщила мне худшую из всех возможных новостей.
У Адама вытянулось лицо.
— Худшая новость из всех возможных? — ошеломленно переспросил он. — Что она тебе наговорила?
— Она сказала, жить буду.
Глава двадцать первая
Случается, что именно в стрессовой ситуации все встает на свои места. Когда чувствуешь себя в полном загоне и уже ничего не понимаешь, организм порой мобилизует какие-то силы, готовый, чего бы это ни стоило, пережить следующие шестнадцать часов бодрствования.
Когда я вторично появилась у доктора Джеллхорн, она спросила, сплю ли я. Я ответила, что прописанные ею таблетки сработали — меня практически вырубало. Но наутро часто я просыпалась с ощущением, что голова превратилась в телевизор без антенны — сплошные помехи. Доктор покачала головой: «Это не очень хорошо, Элис», — и предложила мне попробовать новомодный препарат валиум, он же бензодиазепин, способный и наладить сон, и снять тревожность. Как и с любым новым лекарством, нужно было настраиваться на полосу проб и ошибок. Мне хотелось послать все к черту и вообще отказаться от любых лекарств. Конечно, я понимала важность сна, и мне даже нравилось странное густое облако, которым окутывал меня дарвон. Но сейчас я училась на дневном отделении и в первом семестре взвалила на себя целых пять учебных курсов, а снотворное пагубно сказывалось на концентрации внимания. Однако валиум оказался более эффективным. По ночам он погружал меня в глубокий сон, зато днем оставлял голову намного более ясной. Две чашки кофе и бег трусцой помогали полностью очистить голову от ночной мути. Но мне не нравилась роль валиума, этого «маминого маленького помощника»
[98] в дневные часы. Итак, с одобрения доктора Джеллхорн в часы бодрствования я принимала таблетку, только если чувствовала, что меня начинает сильно трясти.
У горя странные и непостижимые пути. С утра тебе кажется, что день начался неплохо (неплохо в моем случае — уже большая победа), но тут взгляд падает на влюбленную парочку твоего возраста, которая гуляет, держась за руки, или слышится хлопок в карбюраторе автомобиля, или ты видишь что-то зеленое определенного оттенка, напоминающего потрепанный твидовый пиджак Киарана, его любимый (в нем он, собственно говоря, и погиб)… Любая подобная мелочь была способна моментально отправить меня в нокаут, если бы не валиум, но и теперь все напоминало: Все это останется с тобой и не исчезнет завтра, как по волшебству. Теперь это часть тебя. И так будет всегда.
Доктор Джеллхорн никогда не заводила со мной разговоров о каких-либо моих переживаниях. Здесь, в Вермонте, лучшим лекарством от стресса считалась бодрая прогулка по берегу озера Шамплейн, и Джеллхорн одобряла мои планы выходить на ежедневную пробежку. Я даже вложила семьдесят пять долларов в новый гоночный байк «швинн» с пятью передачами. Уговорила меня побаловать себя велосипедом Рейчел, которая как-то незаметно взяла на себя роль моей старшей сестры. Именно Рейчел помогла мне и найти квартиру-студию в небольшом многоквартирном доме в центре города. Такое жилье меня вполне устраивало. Дом располагался в узком переулке и потому не слишком бросался в глаза. Но ему было присуще особое обаяние ретро, а арендная плата оказалась невысокой. Я буквально вцепилась в этот вариант. В квартире я ничего не стала менять, только купила постельное белье, полотенца и кое-какую кухонную утварь. Я ничего не развешивала по стенам, но в магазине подержанных вещей приобрела узкую пятиярусную книжную полку, уже к Рождеству битком набив ее книгами.
Чтобы справляться с пятью учебными курсами, нужно было много читать — отличный предлог для меня, позволявший не включаться в жизнь колледжа. Мои однокашники оказались дружелюбными, увлеченными ребятами, меня часто приглашали на кофе, пиво, на вечеринки по выходным. Я всегда вежливо отказывалась, объясняя, что в последнее время очень загружена. Я старалась вести себя сдержанно, избегая любого упоминания или реакции на свой «инцидент». Возможно, это объяснялось тем, что я не хотела позволять кому бы то ни было разделять свое горе. Разве могла я объяснить, что человек, рядом с которым я надеялась прожить всю жизнь, теперь лежит в вечно сырой земле Ольстера… а его лицо все равно маячит перед моими глазами везде, куда бы я ни посмотрела?
Когда одна из преподавательниц литературы, Джейн Сильвестер, переехавшая сюда из Англии и носившая скромные твидовые юбки и свитера крупной вязки, упомянула, что «прекрасно понимает, как мне тяжело справляться с последствиями полученной травмы», я довольно злобно огрызнулась:
— Что, разве по факультету разослали сообщение: «Осторожно, среди нас есть неуравновешенная девица, пережившая взрыв бомбы»?
Профессор Сильвестер объяснила, что она получила эту информацию от Рейчел, поскольку у нее ужасное плоскостопие, а Рейчел — лучший рефлексотерапевт в этих краях. Сама я тоже оценила массажный талант Рейчел и согласилась на ее предложение проводить три сеанса рефлексотерапии в неделю за весьма умеренную плату. Во время следующего сеанса, выдержав ее обычные приветственные объятия, я развязала ботинки, сняла носки и тихо, вежливо, не повышая голоса, попросила ее никому больше не рассказывать о моих ранах и травмах.
Сперва Рейчел стала оправдываться:
— Да я была уверена, что твои преподаватели и так обо всем знают.
— Вряд ли я стала бы писать об этом в заявлении о переводе в колледж, — огрызнулась я.
Когда же Рейчел начала массировать мои ступни, пытаясь нащупать узлы напряжения, я попыталась расслабиться и закрыла глаза. Я ненавидела себя за то, что набросилась на нее, что была такой колючей по отношению к своему единственному другу в Берлингтоне. Вместе с тем я задалась вопросом (Берлингтон — очень маленькое место), что известно обо мне всем остальным. Рейчел, должно быть, прочитала мои мысли, она сильнее нажала на пальцы ног и сказала:
