— Вы говорите, как моя мама.
— Я просто подумала…
— …что я толстый и некрасивый.
— Я никогда так не думала. Ты сам о себе так думаешь?
— Я вешу сто восемьдесят пять — примерно на сорок фунтов больше, чем надо. Мама говорит, я должен меньше есть и заниматься спортом. А я спорт ненавижу. В любом случае спорт и упражнения мне не понадобятся в том, чем я планирую заниматься в жизни.
— А чем ты хочешь заняться?
— Хочу делать мультфильмы.
— Я не знала, что ты рисуешь.
— Совсем не умею рисовать. Я собираюсь писать сценарии мультфильмов.
— Неожиданный выбор профессии, но интересный.
— На самом деле вы хотели сказать: придурок!
— Я совсем не считаю тебя придурком.
— Все остальные считают.
— А твой папа?
— Нет, он классный… когда бывает рядом. Он по уши занят своей работой, публикует книги хороших писателей, встречается с умными женщинами… с такими женщинами, которые глянут на меня одним глазком и думают: жирдяй прыщавый. Я видел его фотографии, когда он учился в Тринити, он там был среди лучших, а меня там считали фриком. Поэтому я теперь здесь, в приготовительной школе для чудиков. Не то что папа, он в Тринити был на первых ролях, преуспевал, окончил его и поступил в Уильямс-колледж. Там тоже все было клево — редактор литературного журнала, капитан команды, все девчонки за ним бегали… как и сейчас. Вот почему моя мама от него уходит.
— Правда? — спросила я, удивленная, что Кайл все знает (вопреки словам его матери, которая утверждала, что скрывает от сына «такие жесткие вещи»).
— Скажете, мама вам ничего не говорила на той неделе? Она рассказывает всем, кто захочет ее слушать. Моя двоюродная сестра Джералдин — она учится в колледже в Барнарде — прислала мне письмо. Моя мама приезжала к ним в колледж вместе с Беллой Абцуг, своей обожаемой феминистской гуру, которая там читала лекцию. И мама натыкается на свою племянницу и первым делом выпаливает: «Ой, а знаешь, я ухожу от твоего дяди, этого гулящего ублюдка».
— Когда ты получил это письмо?
— Сегодня утром.
— И как ты к этому отнесся?
— Я очень надеюсь, что папа сдержит слово и снимет квартиру, где будет комната и для меня, чтобы я мог жить с ним, а не в школе и не в колледже. Но он изменил моей матери. Может и меня бросить.
Удивительно, не правда ли, как неожиданное замечание случайного собеседника порой направляет твои собственные мысли о твоем нелегком прошлом по другому пути, позволяя совершенно по-новому взглянуть на суть происходивших событий. Самый большой из моих страхов всегда был связан с папиными отъездами — возможно, я боялась, что он меня бросит, оставит беззащитную на растерзание матери? Неужели именно эта израненная часть моей души во многом определяла мои поступки — двигала мной так же, как сейчас Кайлом?
— Я уверена, что твой отец очень любит тебя.
— Он хотя бы не критикует меня, как мама. А ваши родители все еще вместе?
— Уже нет.
— Может, порознь им всем лучше живется?
— Мне кажется, моя мама рада, что решилась на это… и одновременно в ужасе от произошедшего.
— Значит, вы на стороне мамы?
— Нет, вряд ли. Но я и не на стороне отца. На твоем месте я не стала бы принимать ни одну из сторон, а просто думала бы о своей собственной жизни и о том, чего ты хочешь дальше.
— Чего я хочу дальше? Десерт.
Он съел огромное шоколадное брауни, поданное по последней моде с большим шариком ванильного мороженого. Я наблюдала за Кайлом, который снова с волчьим аппетитом набросился на еду, и думала о том, что, как и любой интересный и непростой человек, не укладывающийся в рамки общепринятого, он тоже сильно надломлен изнутри. И неспособен примирить ту часть себя, которая хочет, чтобы его любили, с другой частью, которая делает все, что в ее силах, чтобы полюбить его было невозможно.
— Как вы думаете, Рейчел Циммерман может захотеть со мной встречаться? — спросил он меня, по его подбородку стекала струйка мороженого.
Я знала, что Рейчел потихоньку встречается с прямолинейным Джонатаном Глаком — собственно, она сама сказала мне об этом. Это было накануне после урока. Я собиралась поговорить с девочкой о сочинении, которое совершенно не раскрывало тему, да и написано было не в ее обычном стиле. Я спросила, почему ее размышления о «Макбете» такие бесцветные, ведь на нее это не похоже. Вот тут-то она и заявила: «Это все мой парень, Джонатан, он постоянно твердит, что мне нужно по-другому взглянуть на вещи, что Макбет, возможно, не подкаблучник, а кто-то вроде амбициозного делового человека, который хотел добиться большего».
От комментариев я удержалась, не выпалила ничего вроде: «Я уверена, что Джонатан когда-нибудь станет успешным юристом, но он напрочь лишен литературного чутья… что уж говорить уж о понимании поэзии». Вместо этого я заговорила о другом:
— Впредь не слушай никого, если речь зайдет о восприятии пьесы, романа, фильма, картины или речей политиков. Всегда доверяй своему собственному суждению.
— Так как, по-вашему, может Рейчел позволить мне быть ее парнем? — снова задал свой вопрос Кайл.
Я подбирала слова с осторожностью:
— Мне кажется, что у нее уже кто-то есть.
Я выбрала не те слова. Кайл побелел. Нервно раскачиваясь, он начал повторять одну фразу:
— Этого не может быть… этого не может быть…
С каждой секундой он становился все более возбужденным. Когда я протянула руку и попыталась его успокоить, он отпрянул чуть ли не с криком, будто его ударило электрическим током. У нашего стола мгновенно появился дежурный менеджер.
— У вас какие-то проблемы? — поинтересовалась женщина.
— Все в порядке, — ответила я. — Молодой человек просто немного возбужден.
Это было явным преуменьшением, поскольку Кайл, не переставая раскачиваться и ерзать на сиденье, схватил вилку, которой ковырял пирожное, и согнул ее с такой силой, что она сломалась пополам.
— Дружок, тебе придется выйти. — Менеджер проигнорировала отчаяние Кайла. — И ты будешь должен доллар за вилку.
— Доллар! Доллар! — выкрикнул Кайл.
— Я заплачу, Кайл. — Я внезапно занервничала.
— Все только и хотят, чтобы я за все платил. Все!
С этими словами Кайл внезапно вскочил и выскочил за дверь. Швырнув на стол пять баксов, я бросилась за ним. Но он уже бежал по главной улице Мидлбери, а увидев, что я догоняю его, прибавил ходу, направляясь к низкому мосту. Когда я поняла, что мальчишка собирается сделать, меня охватила паника. Я мчалась во весь дух, стараясь догнать Кайла, а тот уже был на мосту, он перенес одну ногу через перила, намереваясь перевалиться через них в протекавшую внизу реку. Но не успел. Я подоспела как раз вовремя и умудрилась схватить его и стащить с перил. Повалившись на меня, Кайл, рыча, вырывался из моих рук. С неожиданной силой он оттолкнул меня, вскочил и снова кинулся к перилам. Помог счастливый случай — увидев нашу борьбу, двое городских рабочих подбежали к Кайлу. Им удалось повалить его на землю, не дав прыгнуть в быструю холодную воду. Они держали его вдвоем, крикнув какому-то прохожему, чтобы тот вызвал копов. Я, стоя рядом, уговаривала Кайла успокоиться, повторяя, что все хорошо… хотя, блин, ничего хорошего во всем этом не было.
